Эши не нашелся, что сказать.
— Маквит не приносил Гвиллиаму клятву верности на серебряном роге. Сейчас не время рассказывать, почему так получилось, — это длинная история. Достаточно сказать, что Маквит ненавидел вашего деда, своего короля. Он был уже старым человеком, когда над Островом нависла угроза катастрофы, и вызвался остаться и проследить за последними часами Серендаира, но король потребовал, чтобы Маквит возглавил Второй флот. Гектор, сын Маквита, остался вместо него на Острове после ухода кораблей, чтобы охранять остров в его последние дни. Когда Спящее Дитя поднялось и Остров был предан вулканическому огню, Гектор погиб вместе с ним. Естественно, в смерти своего сына Маквит обвинил Гвиллиама. Главные действующие лица этой трагедии — Гектор, Маквит и Гвиллиам понимали, чем она должна закончиться. Хотя Маквит принял неизбежное, он стал еще сильнее презирать Гвиллиама. И потому на предложение принести клятву верности вашему деду на серебряном роге Маквит лишь сплюнул в море. «Я не стану давать клятву, — сказал он стоящим на палубе солдатам. — Я уже отдал все, что мог отдать. Если вам этого мало, я останусь с сыном». Оказавшись перед таким выбором, солдаты переглянулись. Они знали, что Маквит является командиром всего Второго флота и капитаном флагманского корабля, на котором они находились, поэтому не стали возражать. Маквит так и не принес клятвы, в отличие от всех остальных. Когда прозвучал горн, созывающий на Совет, и мы все устремились на него, он ничего не почувствовал. Маквит скрылся, растаял, как дым, исчезнув из-под надзора Времени.
— Он ушел в море, — пробормотал Эши, вспомнив уроки истории, которые преподавал ему отец. Он стоял по колени в воде в полосе прибоя у берега Маносса, где высадился Второй флот, и наблюдал за Островом. Он позволил сопровождать себя лишь жене сына, Талтее; в раннем детстве я стал свидетелем ее смерти. Почувствовав гибель Острова, Маквит вошел в море и исчез. Больше его никто не видел, и все решили, что он утонул.
Старый Барни улыбнулся.
— О да, все. Он, бесспорно, мудрейший из людей, поскольку ему ведомы были тайны морского дна и соленых вод. Будучи владельцем таверны, я в течение тысячелетия слушал о его фальшивом вознесении Но как получилось, что Гематриа, Остров Морских Магов, ни разу не подвергся нападению, хотя он расположен посреди Центрального моря? Маквит охраняет его из глубин. Под волнами океана находится целый мир, ваши величества, мир высоких гор и глубоких ущелий, невероятных чудес, мир существ, которые крайне редко появляются на суше. Если кто-то оказывается вне сферы ваших чувств, не считайте, что он мертв. В мире есть множество мест, где может спрятаться человек, если он не хочет, чтобы его нашли.
— Он поможет нам в поисках Майкла? — Эши вдруг почувствовал прилив сил. — Моя мать — потомок Талтеи, а значит, я его родственник, к тому же мне принадлежит Кирсдарк, владельцем которого был Маквит.
— Да, — серьезно ответил Барни, — но вы также являетесь потомком Гвиллиама, которого он так и не смог простить.
— Быть может, он сделает это ради Рапсодии? — настаивал Эши, в голосе которого вновь появилось отчаяние. — Однажды, еще в старом мире, разыскивая меня, она встретилась с ним.
Барни покачал головой.
— Если Маквит и станет что-то делать, то только из-за Майкла, — уверенно сказал он. — Другой причины ему не нужно. Существуют куда более древние и сильные связи, чем ваше кровное родство. Но я не могу говорить за него — древние герои всегда сами принимают решения. А я всего лишь владелец таверны.
Акмед и Эши переглянулись и рассмеялись.
— Благодарю вас, Барни. Мы сохраним вашу тайну, — обещал Эши.
— Но где он? — перешел к делу Акмед. Старый намерьен встал:
— Идемте, я вам покажу.
Гургус, Илорк
ПРОХЛАДНЫМ ВЕЧЕРОМ, после двенадцати дней непрерывной работы, когда стекольные мастера спали всего по пять часов, они вышли из сумрачного туннеля на свежий воздух горных перевалов. Им осталось сделать всего одну гигантскую панель.
Женщина, которую все окружающие звали Теофилой, стояла на возвышении, давая последние указания — работа над стеклянным куполом подходила к концу. После трех существенных и двух мелких исправлений она все еще была не удовлетворена качеством проделанной работы и сейчас решила взобраться на самый верх, чтобы получше зашлифовать стыки между зеленой и желтой секциями.
Каменщики-болги, сделавшие уникальные рамы, в которых держались стекла, молча наблюдали за женщиной, висевшей на веревках под самым куполом. В разреженном горном воздухе ей было трудно дышать, болгов же интересовало, что произойдет раньше: она умрет от нехватки воздуха, закончит работу или свалится с огромной высоты и свернет себе шею.
Наконец удовлетворившись своей работой, Теофила подала сигнал постоянно сопровождавшему ее Шейну:
— Все в порядке, Шейн, опускайте меня.
Болги схватились за веревки, и вскоре она уже стояла на земле. Женщина высвободилась из страховочной петли, стянула толстые перчатки из сафьяна, швырнула их на землю и двинулась в сторону Котелка, но вдруг застыла на месте.
— А теперь колпак, — бросила она через плечо. Огромную деревянную полусферу аккуратно опустили на новый купол. Она молча кивнула и вновь зашагала в сторону Котелка.
— Вы храбрая женщина, Теофила, — задыхаясь, проговорил Шейн, с трудом поспевая за ней. — Вернемся внутрь, вам необходимо отдохнуть.
Она бросила на него презрительный взгляд:
— Отдохнуть? Мне нужно сделать последнюю панель, Шейн, а формула ее цвета еще не найдена. Я испробовала все известные мне приемы: брала разные виды пепла, добавляла железо, чтобы добиться необходимого оттенка фиолетового, увеличивала время отжига. Ничего не получается. Возможно, придется послать тебя или Песочника в Ярим за другими видами руды. Шейн рассмеялся:
— Тогда вам лучше послать меня, Теофила. Песочник откажется ехать в Ярим, но вы ему обязательно предложите — будет забавно понаблюдать за его поведением.
Женщина пожала плечами, ей явно не хотелось вступать в беседу с кандеррским мастером.
— Песочник выполнит любое мое указание.
— Да, леди, — торопливо согласился Шейн. — Но он побледнеет, если вы ему прикажете. Если можно, я бы хотел при этом присутствовать, — хихикая, добавил он.
Женщина остановилась и в первый раз внимательно посмотрела на Шейна:
— Почему он побледнеет?
Шейн с заговорщицким видом наклонился к женщине.
— Песочник пришел в Илорк из Ярима несколько лет назад, — сообщил он. — Он с ужасом вспоминает свое прошлое.
— Это еще почему?
Голос женщины вдруг стал нежным, теплым и сладким, словно мед. Шейн заглянул в ее бездонные глаза, увидел чувственную улыбку, тронувшую уголки губ, и быстро заморгал, пытаясь подавить возбуждение.
«Она красива, — подумал он, — красива и одинока. И если ее одиночество было таким же долгим, как мое… »
— Ведьма, — сказал он неожиданно охрипшим голосом. — Страшная женщина — во всяком случае, он так говорит — возглавляла гильдию, в которой он состоял. Настоящее воплощение зла, по его словам. Но чего еще ждать от юнца? Он ничего не знает о жизни. — Шейн неуверенно рассмеялся, пытаясь продемонстрировать изящество манер. — Откуда ему знать, что такое по-настоящему злая женщина?
Теофила нахмурилась, ее густые брови сошлись на переносице.
— Песочник? — спросила она, обращаясь к самой себе.
— На самом деле его зовут Омет, — сообщил Шейн, вытирая грязным платком пот со лба. — Я называю его Песочником, потому что он пришел из пустыни.
— Ну, в Яриме не так уж много песка, — рассеянно заметила женщина, словно ее губы продолжали разговор, в котором разум давно перестал участвовать. — Там полно глины. Рыжей глины.
Шейн пожал плечами. Они подошли к стражникам, стоящим у входа в Котелок.
— Просто прозвище. — Он пожал плечами. — Так где мы встретимся — у печей или в башне?