Он молча смотрел на нее.
Эстен переместилась поближе, ее спина изогнулась, как у кошки, вышедшей на охоту. В глазах появилась жестокое выражение, каждое движение таило в себе угрозу. Неуловимым, легким движением она села ему на грудь, прижав коленями руки.
— Расскажи мне, что произошло в ту ночь у литейных печей, — тихо приказала она и слегка усилила нажим клинка, отчего во рту у Омета появился металлический привкус. — Как королю болгов удалось добраться до вас? Сколько людей потребовалось, чтобы справиться с моими рабочими? Расскажи мне, Омет, что он сделал?
Юноша молчал.
Коротким движением клинка Эстен срезала часть бороды и кусочек кожи — появилась капелька крови.
— Говори, — угрожающе повторила она. — Вену, возле которой находится мой нож, будет очень трудно перевязать, если я ее сейчас перережу.
Омет вспомнил события той ночи. Рапсодия разбудила его, быстро связала и заткнула рот кляпом, а Акмед тем временем проводил разведку.
— Один, — прошептал Омет. — Он был один.
Эстен слегка повернула голову, чтобы посмотреть на Омета под другим углом.
— Лжец. Там было тринадцать взрослых мужчин и две дюжины мальчишек, и все исчезли после той ночи. Он бы не справился в одиночку.
— Он был один, — настаивал на своем Омет, с трудом глотая воздух. — Он убил большую часть рабочих при помощи квеллана.
— Квеллана? — Нож оставался у его горла, а другая рука достала черный с синим отливом стальной диск. — Это изогнутое оружие, которое он носит на спине и которое стреляет такими штуками?
— Да, — прошептал Омет. — Он связал меня и остальных учеников. Винкейн сопротивлялся. Король болгов запер его в печи.
Жестокие глаза засверкали.
— Тогда понятно, откуда взялся запах. Он убил детей-рабов? Сварил заживо в жидкой керамической массе?
Омет вспомнил о долгом путешествии в Илорк вместе со спасенными мальчиками, о том, как Рапсодия и Акмед поддерживали порядок, пока они не добрались до первой заставы болгов у северных Зубов.
— Да. Все они мертвы, так же как и рабочие. Их залило массой из баков.
— Почему? Зачем он это сделал? — Брови Эстен сошлись на переносице, превратив ее лицо в маску сосредоточенности. — Если он такой хороший король, пытающийся решить все проблемы мирным путем, зачем он похоронил моих мальчишек и испортил столько хорошего материала?
— Первый бак перевернул Винкейн, — быстро ответил Омет. Это были первые правдивые слова, которые он произнес. — Он пытался убежать.
Глаза Эстен сузились, а рот превратился в тонкую линию.
— А как он все поджег? Почему керамический раствор затвердел?
Омет старался дышать так, чтобы нож не царапал кожу.
— Я не знаю. Он меня связал и вынес наружу.
— Хмм. Я до сих пор не понимаю, почему он рискнул меня разгневать, помешав работе плавилен. Возможно, хотел использовать своих грязных болгов при восстановлении Энтаденина. Он необычный тип, не так ли? Ну, не имеет значения. Он свое получит.
Омет ничего не ответил.
— Как и ты, Омет.
Свободной рукой она потянулась к себе за спину и еще сильнее прижала нож к горлу Омета. Мир вокруг юноши начал чернеть.
Омет боролся с подступающим мраком. Перед глазами у него прояснилось, и он увидел, что Эстен держит в руке блестящую металлическую флягу. Сняв большим пальцем крышку, она поднесла сосуд к его губам.
— Пей, коротко приказала она.
Омет, не открывая рта, промычал что-то нечленораздельное, но явно отрицательное.
С того самого момента, как он узнал Эстен, смерть стала неизбежной, и теперь, когда она пришла за ним, на него снизошел покой. Омет больше не чувствовал страха.
Эстен удивленно заморгала:
— Ты отказываешься мне повиноваться? Похоже, ты храбрее, чем я думала.
Она резко подпрыгнула у него на груди. Омет открыл рот от неожиданности, и Эстен тут же начала заливать обжигающую жидкость ему в рот, одновременно надавливая ему на горло, чтобы заставить проглотить отраву.
Омет застонал, чувствуя, как жидкость стекает в желудок. Через несколько секунд жар распространился по всему его телу. Он попробовал пошевелиться, но не смог двинуть ни рукой, ни ногой.
Эстен быстро соскочила на пол.
— Если будешь шевелиться, умрешь быстрее, равнодушно сообщила она, поправляя одежду. Небрежное движение руки — и нож исчез. — Мне нужно, чтобы ты некоторое время провалялся в лихорадке, до тех пор, пока король болгов не вернется домой. — Она склонила голову набок, с интересом наблюдая, как краснеют его щеки. — Твоя мать гордилась бы тобой, Омет, узнав, как ты вел себя в свои последние мгновения. Не сомневаюсь, что ты оценил, какую легкую смерть — в отличие от многих других — я тебе подарила. Во всяком случае, тебе не придется жить с осложнениями, наступающими после приема пикриновой кислоты.
На ее лице появилась широкая улыбка, и она наклонилась поближе к Омету.
— Это замечательная штука. Те, кому она попадет на кожу или кто вдохнет ее, как твои друзья-болги, вскоре обнаружат, что их глаза, волосы и кожа приобрели роскошный желтый цвет, напоминающий золоченое стекло. Им предстоит пережить просто чудесную агонию: они будут мочиться кровью, их внутренние органы начнут растворяться, потом придут судороги, помрачение сознания, которое и приведет их к благословенной, но весьма болезненной смерти.
Эстен взяла правую руку Омета, совершенно не желавшую ему подчиняться, и уронила ее на постель. Она вытянулась рядом с ним и подложила руку ему под шею, наблюдая, как его дыхание участилось, а лицо посерело. Нежным движением она положила голову на плечо Омета, повернулась так, чтобы губами коснуться его уха, и прошептала:
— Но самый лучший подарок я приготовила для короля болгов! Глазурь, которую мы использовали для его вожделенных стекол, на самом деле тоже пикриновая кислота, Омет. Чудная вещь, пока она сохраняет влагу, вот как сейчас, под деревянным колпаком, закрывающим купол. Уверена, что ты не забыл моих уроков в плавильнях. Помнишь, что происходит, когда она высыхает?
Омету катастрофически не хватало воздуха, он уже почти потерял сознание и поэтому ничего не сказал, хотя знал ответ.
Когда пикриновая кислота высыхает, она взрывается.
Он не почувствовал поцелуя, которым его наградила Эстен, и не слышал, как она ушла. Яд сделал свое дело.
Северное побережье
НОЧЬЮ, когда стало слишком опасно продвигаться по тропе, шедшей вдоль побережья, они остановились и разбили лагерь.
Они не стали разжигать костер, просто прилегли на песок. А потом разыгралась буря.
Молнии раскалывали небо, ветер набирал силу. Вспышки озаряли притихшую землю и бушующее море призрачным светом, затем раздавались оглушительные раскаты грома, эхом отражающиеся от прибрежных утесов. Лошади испуганно ржали.
Путники быстро свернули лагерь и поспешили на север, держась подальше от пенящихся волн, штурмующих берег, и не обращая внимания на укусы соленой морской воды, смешанной с пресными каплями дождя.
Наконец они укрылись среди развалин маленькой деревушки, расположенной на берегу небольшой бухты, окруженной с запада отвесными скалами из застывшей лавы. Возле волнолома осталось стоять небольшое кирпичное здание с наполовину обвалившейся черепичной крышей; все остальные дома превратились в пепел.
Они оставили лошадей возле волнолома, и тут на них обрушился ливень, мгновенно промочивший их до нитки. Путники поспешили спрятаться от непогоды в полуразрушенном здании.
Спугнув крыс, они заняли сухой угол. Старик рассмеялся, глядя вслед сбежавшим под дождь грызунам.
— Я прикончил последних серендаирских крыс много лет назад. — Он вздохнул с деланной грустью. — Бедный старый Ник. Я помог ему перейти в крысиную загробную жизнь, если она, конечно, существует. Должно быть, он приплыл на одном из кораблей Первого флота.
— Крысы тоже обрели бессмертие, перейдя сюда из старого мира? — удивился Эши.