Лало вцепился в плечо Малко с удивительной силой.
– Не рассчитывайте на меня, – сказал он. – Я хочу еще пожить. Можете говорить или делать что вам угодно, но я вам больше не помощник. Если вы не круглый идиот, садитесь завтра утром на самолет «Америкэн Эйрлайнз» и никогда не возвращайтесь на Гаити. Иначе вы улетите на самолете Элуа Эйрлайнз[7].
Жюльен Лало одевался с быстротой невинной девицы, обнаружившей, что за ней подглядывали, когда она принимала ванну. Прежде чем выйти из комнаты, он бросил Малко:
– Я никогда не говорил о Жакмеле, ведь я не сошел с ума.
И он хлопнул дверью. Несколько секунд Малко размышлял. От Жюльена Лало больше ничего не добьешься.
В окружении трех девиц старуха ожидала его в соседней комнате. Когда он хотел выйти, она загородила ему дорогу, яростно что-то говоря по-креольски. Малко успокоил ее купюрой в десять гурдов.
Даже если Лало промолчал о Жакмеле, наверняка. Амур Мирбале узнала правду. Предупреждение было не двусмысленным...
Надо было найти другую возможность для встречи с Габриелем Жакмелем. По возможности избавившись от ловушек, расставленных тонтон-макутами.
Он возвращался задним ходом, потому что дорога была слишком узка, чтобы развернуться.
Жара поглотила Порт-о-Пренс. Старые битые американские машины поднимали облака пыли на неасфальтированных улицах. Малко вышел из «Банк Руаяль дю Канада», где он менял деньги.
Прежде чем сесть в машину, он постоял несколько мгновений под аркадами улицы Миракль. Ему показалось, что стало менее жарко. Полицейский в синей форме сделал ему знак проезжать, не захотев пересекать улицу под солнцем, чтобы вручить квитанцию на штраф.
Вдруг Малко почувствовал, что кто-то дергает его за брюки. Взглянув вниз, он чуть не отшатнулся.
Много лет тому назад то, что сейчас находилось у его ног, могло называться человеком. Теперь это было какое-то подобие паука со скрюченными, обтянутыми кожей руками и ногами, передвигавшееся по земле маленькими прыжками. Человеческим оставалось только лицо. Большие глаза на исхудалом лице. Одна из скрюченных рук тянулась к Малко. Взволнованный, он достал бумажку в пять гурдов и положил ее на черную ладонь.
Пальцы нищего вцепились ему в руку. Он хотел вырваться, но костлявые фаланги держали крепко. В его ладонь скользнул клочок бумаги. Он понял. Калека пристально смотрел на него, как будто хотел передать безмолвное послание. Наверно, он был немного фокусником, потому что Малко почувствовал, что ему в ладонь попал, кроме бумажки, еще какой-то предмет. Хотя он мог поклясться, что несколько секунд назад рука нищего была пуста. Только теперь калека взял деньги.
Отсалютовав по-военному, он скрылся, как краб, под аркадами.
Малко сел в «мазду», сжимая в руке пластиковый пакетик. Никто ничего не заметил, даже полицейский в синей форме.
На свернутой бумажке была написана всего одна фраза: «Завтра в одиннадцать часов в Ламби». Он развернул пакетик и сразу почувствовал запах гниения. Он держал что-то мягкое и зловонное, похожее на сгнившую тряпку. Только через минуту он понял, что в руках у него человеческое ухо! Оно было еще у него на коленях, когда в стекло постучал мальчишка, предлагая ему сигареты.
Кровь отхлынула от его лица. В тридцати метрах от него полицейский по-прежнему следил за его машиной.
Калека скрылся. Трясясь, мимо него проехал тап-тап, окрещенный «Бог победит».
Положив ужасный предмет на сиденье, Малко рывком тронулся с места. Или калека подарил ему остаток от своего обеда, или Габриель Жакмель давал о себе знать...
Ухо служило паролем. Две недели тому назад Жакмель вырыл на кладбище тело Дювалье и отрезал ему голову... Но; одно дело услышать об этом в кабинете с кондиционером, и другое дело держать у себя на коленях ухо «Папы Дока»...
Хорошего союзника выбрало себе ЦРУ! И Малко должен был сотрудничать с подобной личностью. Да от этого все его предки в гробу перевернутся!
Хорошо еще, что он не догадался прислать целую голову.
Теперь макуты знали, кто он и что ему нужно. Как только они почувствуют, что он становится опасном, они ликвидируют его.
Он чудом разминулся с тап-тапом, катившим по извилистой дороге. Две машины задели друг друга, и Малко чуть не врезался в светофор.
Как только миновала опасность, он вспомнил, что приглашен на ужин к Амур Мирбале. Проще говоря, на ужин к дьяволу! Он подумал, будет ли его ложка достаточно длинной.
Глава 9
«Наш Док, да пребудете вы во дворце до конца жизни, да будет благословенно ваше имя нынешним и грядущим поколениями. Да свершится ваша воля, как в Порт-о-Пренсе, так и в провинции. Дайте нам сегодня же обновленную страну и НИКОГДА не прощайте обиды врагам Родины, плюющим ежедневно в лицо пашей страны. Да упадут они от искушения под тяжестью собственного яда, не избавляйте их от зла...»
Малко едва кончил читать этот удивительный отрывок из катехизиса дювальеризма, повешенный в рамочке на стене салона, когда за его спиной послышался приятный голос:
– Вы не находите, что это великолепно?
Мысленно умирая от смеха, он обернулся и увидел перед собой Амур Мирбале.
Несмотря на белый сетчатый ансамбль из туники и брюк, благодаря которому она казалась голой, она была серьезна, как только может быть серьезным негодяй, получающий орден Почетного Легиона. Очень светская женщина, пальцы, унизанные кольцами, замысловатая прическа, скромно накрашенная.
– Что это такое? – невинно спросил Малко. – Пародия?
Амур Мирбале смерила его взглядом и с чувством произнесла:
– Дорогой мой, это – катехизис дювальериста, которому мы все подчиняемся...
На мгновение она взглянула прямо в золотистые глаза Малко, казалось, она хочет что-то сказать. Ее грудь вздымалась быстрее, она высунула кончик розового языка и спрятала его за тонкими губами. Затем она молча повернулась спиной к Малко и ушла в сад.
Малко восхищался катехизисом еще несколько секунд. Если ему удастся вырваться живым с Гаити, ему будет чем занять несколько длинных зимних вечеров... Конечно, он пошутил неловко. Но есть же пределы оболваниванию. Он не хотел становиться таким, как Фрэнк: американцем снаружи, тонтон-макутом изнутри...
В поисках Фрэнка Джилпатрика он также отправился в сад. Вечер был мрачным. Люди сбились в группы в саду или вокруг пустого бассейна. Кондиционер внутри не работал, поэтому там было жарко и влажно.
Амур Мирбале пригласила около тридцати человек, большинство из них были в саду. Под кокосовым деревом негр, играя на барабане, пел меренги, но никто не танцевал. Казалось, гости были безмерно уставшими. Правда, надо сказать, что дорога, ведущая к вилле, смутила бы и танкистов из африканского корпуса Роммеля. Амур Мирбале оставила свою «ламборджини» в километре от виллы и продолжала свой путь в джипе...
Американец был рядом с буфетом, там же находились высокий негр, длиннорукая девушка, у которой был нос с горбинкой, очень возбуждающая, и Амур Мирбале. Без особой надежды Малко обследовал буфет в поисках водки, но нашел только пунши, одну бутылку виски и фруктовые соки. В результате он выбрал сок и подошел к гостям.
– Вы приехали сюда по делам? – спросил негр.
Малко невозмутимо ответил:
– Нет, не совсем так. Я приехал навестить моего друга Фрэнка Джилпатрика. Он рассказывал мне столько хорошего о Гаити... И о вашей прекрасной демократии, – прибавил он.
Молодая женщина не моргнула глазом.
– Франсуа Дювалье отдал всего себя своей стране, – нравоучительно прокомментировала она. – Он умер на посту. Он любил гаитян, как своих детей...
Рокот барабана помешал Малко ответить. Негр, игравший под кокосовой пальмой, скучал.
– Ти Роро хочет, чтобы его послушали, – сказала Амур Мирбале.