Кто там остался? Витя-кибернетик? Этот вообще ходячее недоразумение. Не человек, а придаток к бортовому компьютеру. Целыми днями сидит у себя в отсеке, шлем нейротранслятора с головы не снимает. В прошлую экспедицию, когда Коновалец у них в экипаже объявился, Елена пробовала с ним пофлиртовать. Не то чтобы он ей понравился, – как может нравиться парень с козлиной бородкой, редкими усиками и лоснящимися волосами до плеч, завязанными в какой-то невнятный хвостик? – скуки ради подразнить захотелось. Тем более что природа наградила ее весьма впечатляющими «дразнилками», на которые мужики ловились, что окуни на блесну. Кибернетик не повелся. Не понял даже, что это безобидный флирт, шарахаться начал, будто Елена нимфоманка натуральная. Как тут не усомниться: а мужчина ли он или мальчик-девственник в свои двадцать девять?
Итак, получалось, что на весь их экипаж единственный нормальный, адекватный человек – она, Елена Коцюба. Ну и командир Круминь. Но Круминь – это разговор особый.
…Маслов по-прежнему торчал у дверей лаборатории, загораживая проход. Елена постаралась ответить, не добавляя язвительности в голос:
– Степа, спасибо за предложение, но мне помощь не нужна. Шел бы ты к себе в машинное отделение, проверил, как там и что.
Улыбка бортинженера сделалась еще шире и обворожительнее.
– В машинное отделение я всегда успею. А пока – дай, думаю, к девушкам загляну. Если не помощь, то, может, поддержка потребуется. Моральная и… всякая-разная.
Маслов просто улыбался, но казалось, что на последней фразе он подмигнул весьма двусмысленно.
– Это ты на что намекаешь? – сразу подобралась Елена.
– Так ведь к гиперперемещению готовимся.
– Подумаешь! У меня это уже девятнадцатый переход.
– У меня – тридцать пятый, что из того? Статистика тут значения не имеет. Представь – нас превратят в хромоплазму и затрамбуют в черт знает какие измерения. А когда в нормальное пространство вернемся, то это ведь будем абсолютно другие мы! От этих нас не то что молекулы, ни одного протончика не уцелеет. Нынешним нашим телам существовать осталось чуть больше часа. А им ведь хочется напоследок и нежности, и ласки…
– Степа, ты меня с Вероникой не спутал? – перебила его Коцюба. – Это на ее ушах подобная лапша очень хорошо повисает.
– Вероника занята, – развел руками Маслов. – Стасис-установку готовит.
– Тогда не повезло твоему телу. Ничего ему в этой жизни не обломится.
– Да? А в прошлую экспедицию…
Елена почувствовала, как щеки полыхнули огнем. Вот гад! Обещал ведь забыть ту ее минутную слабость.
– Прекрати! Это случайность была!
– Случайность? А говорят, что три раза – это даже не совпадение, а закономерность.
Щеки продолжали полыхать. Елена шагнула к двери:
– Разговор закончен. Дай пройти!
– Пожалуйста.
Бортинженер посторонился, предупредительно открыл дверь. Но сам не вышел. И повернулся так, чтобы проем частично перегораживать. Кто другой – та же Ника – прошмыгнул бы в оставшуюся щель без труда. Но Елена наверняка ткнется «выдающейся» частью своей фигуры прямо в живот этому дылде. Не дождется!
Стараясь собрать в голосе весь металл, на который была способна, она скомандовала:
– Бортинженер, покиньте помещение экспресс-лаборатории. Немедленно!
Маслов помедлил немного – прикидывал, есть ли какие-то варианты продолжения разговора. Затем, не оборачиваясь, вперед спиной, шагнул в коридор.
– Слушаюсь и повинуюсь, моя повелительница! До встречи в новой жизни!
Алексей Буланов. Солнечная система, исходная точка, 3-й день экспедиции
Расстояния между звездами измеряются парсеками.
Десятками, сотнями парсеков, тысячами лет пути, – если лететь на субсветовых скоростях. Живший в середине XXI века американский математик русского происхождения Джон Марков терпеть не мог никакие путешествия. С рождения страдающий агорафобией, он боялся представить себе огромную пустоту между мирами. Наверное, поэтому в его модели Вселенной время и расстояние отсутствовали. Вообще. Вместо непрерывного континуума он оперировал дискретными множествами абстрактных точек, «гравитационными сгустками», мгновенно обменивающимися информационными пакетами.
Вероятно, модель эта так и осталось бы одной из многих, рожденных «на кончике пера» и там же умерших. Но кроме досужих размышлений о природе Вселенной Марков занимался делами вполне конкретными. Он участвовал в разработке математического аппарата фазовых переходов адронного[3] вещества в кварк-глюонную плазму[4]. И открыл зависимость между максимально допустимым размером «капли» хромоплазмы и кривизной пространства. Уравнения, которые вывел Марков, упрямо твердили: капля массой больше пороговой не может существовать в пределах 3-браны, она «продавливается» в пространство больших размерностей, теряет при этом часть энергии и, естественно, возвращается назад в адронное состояние. Но уже в другой точке 3-браны!
3
Адро́ны (от др.-греч. Ἁδρός «крупный», «массивный») – класс элементарных частиц, подверженных сильному взаимодействию. В частности, адронами являются протон и нейтрон.
4
Кварк-глюо́нная пла́зма (КГП, хромопла́зма) – состояние вещества в физике высоких энергий и физике элементарных частиц, при котором адронное вещество переходит в состояние, аналогичное состоянию, в котором находятся электроны и ионы в обычной плазме. Предположительно, вещество Вселенной находилось в состоянии кварк-глюонной плазмы в первые мгновения после Большого Взрыва.