В этих первых письмах я пишу правду — я сам ее видел. Реалистическая и даже натуралистическая манера письма умышленно акцентируется мной, чтобы дикость трансформации натур, чувств и понятий под давлением основополагающей лжи и обмана предстала во всей своей неприглядности для самых черствых и каменных, чтобы была понятна опасность передачи власти и прав сильного удобным и послушным, эгоистичным и слепым корысти ради.
По вашим, други, писаниям все мы социалистические ангелы и готовы живот свой положить за единомышленников своих. А в действительности, когда спускаемся с трибуны, пониже и еще ниже, живем по Райкину: вы мне — тише едешь, я вам — дальше будешь, вы мне телевизор, я вам телефон. Конечно, есть в ваших писаниях и черти настоящие, рогатые, но непременно не наши доморощенные, а отрыжка капитализма. И все правильно: человек совершенствуется тысячелетиями, природа — миллионами лет, и только природой человека можно объяснить чувство собственности у ребенка. Так стоит ли петь дифирамбы нашим «успехам» в формировании человека нового общества — за полвека — и еще выдавать их за массовые? Вред, который приносит такое вранье, вызывает улыбку у либерального Запада, а сами мы — слепоглухие Иваны, что ли? Ложь, которая, развиваясь с тридцатых годов, пронизала все внутренние системы нашего общества, рождает чудовищные извращения понятий и морали человека — единой для всех людей. У нас она стала основой приспособленчества, карьеризма, подхалимажа, протекционизма, скрытого взяточничества, блата.
Повернется ли у вас, други, язык утверждать, что этого нет, что это клевета? Не лучше ли подумать, как объявить ложь вне закона, приложить героические усилия к тому, чтобы измученный неверием народ обрел веру?
Мои письма — результат многочисленных наблюдений изнутри колоссального человеческого материала, и возможно продолжение еще после публикации первых, если я уцелею…
Юрий Краснопевцев
1976 г.
РЕКВИЕМ РАЗЛУЧЕННЫМ И ПАВШИМ
ПОВЕСТЬ
Посвящается сыну, Юрию Конаш, проживающему ныне в Австралии
«Каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считать себя невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком путем гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности для защиты».
Часть первая. ЗОВ РОДИНЫ
Глава 1. ПЛАТА ЗА ОТКРОВЕННОСТЬ
Серый «воронок» проскочил в широкий проем ворот без створок, с остатками петель на столбах, развернулся на небольшом гравийном пятачке между деревьями и остановился.
Задняя дверца машины открылась, из нее выпрыгнул уже немолодой старшина, одернул выцветшую гимнастерку и, не обернувшись, неторопливо зашагал по хрустящему гравию к двухэтажному зданию, полускрытому зеленью с мазками осенней желтизны.
Потом в прямоугольнике дверцы показалась сгорбленная фигура человека в очках, с бледным нездоровым лицом, в помятом костюме цвета «хаки» и японских яркорыжих ботинках. Человек этот ухватился за поручни, нащупал ногами железную ступеньку, неловко опустился на землю и двинулся вслед за старшиной, тяжело переставляя ноги. Перед бетонным крылечком в одну ступеньку человек остановился, чтобы передохнуть, и взглянул на спину старшины, мелькнувшую в темном провале дверей.
Через две-три секунды человек немного отдышался и с трудом одолел ступеньку. Войдя через открытые настежь двери в темноватый вестибюль, он снова постоял там в нерешительности, поправил сползавшие очки, толкнув их пальцем к переносице, и тут вновь увидел старшину, который стоял против поднявшегося с табуретки сержанта. Старшина тоже взглянул на человека, жестом велел ему следовать за собой и опять показал спину. Широкий вестибюль раздвоился направо и налево коридором во всю длину здания. Старшина остановился около двери, обитой черной клеенкой, показал рукой на ряд стульев возле стены, а сам без стука отворил дверь.