— Пытались? — Жак де Моле насупился. — А почему монаха не взяли под стражу, если он вам не повиновался? Было время, когда оскорбление Темпла считалось преступлением. Неужели жизнь так изменилась, что этот человек может спокойно стоять посреди улицы и позорить нас перед всеми?
— Мы не хотели привлекать внимание к его проповедям, — произнес стоящий рядом с Гуго командор.
Великий магистр хмуро молчал, и Гуго добавил:
— Но если вы прикажете, мессир, мы с этим проповедником быстро разберемся.
— Дело не в нем. Монаха слушали много людей и, кажется, с одобрением. Неужели действительно здесь, на западе, нас считают виновными в потере Святой земли?
— Находятся некоторые, — ответил Гуго после непродолжительного молчания, — но их меньшинство. И винят не только нас, но и госпитальеров, и тевтонцев. — Он усмехнулся. — Даже францисканцев — за то, что молились недостаточно усердно. Вы бы видели, какая тут поднялась паника, когда пришла весть о падении Акры. Люди решили, что Бог от нас отвернулся. Некоторые даже перешли в ислам, сбежали в Гранаду, другие начали искать виновных. Но сейчас шум поутих. Появились другие причины для тревоги — отречение папы Целестина[1] и, конечно, война.
Жак шумно выдохнул носом.
— Упоминание об этом есть в вашем последнем послании, которое я получил на Кипре, но с тех пор как мы покинули нашу базу, прошло много времени. Я желаю знать, что все-таки происходит.
— Я доложу вам, мессир. Но может быть, нам следует удалиться в подобающее место? Я приказал слугам приготовить ваши покои, а пока мы могли бы расположиться в моем соларе.
— С нами пойдут и мои командоры, — сказал Жак. — И мы будем избавлены от необходимости повторять несколько раз одно и то же. Остальные рыцари и сержанты пусть отправляются отдыхать.
— Мы с великой скорбью восприняли весть о кончине великого магистра Година, постигшей его вскоре после избрания, — произнес Гуго, направляясь к зданию старейшин. — Трагедия случилась так скоро после гибели Гийома де Боже в Акре. Нас воодушевило, мессир, что пост великого магистра заняли вы.
Жак пожал плечами:
— Должен признаться, инспектор Пейро, избрание явилось для меня сюрпризом. Мои недавние предшественники были искушены в политике, а я воин.
— Но вы служите ордену дольше, чем большинство братьев. Вас ведь посвятил в рыцари еще мой дядя Хамберт, магистр Темпла в Англии?
— Верно.
Гуго помялся и заговорил о другом:
— Надеюсь, ваше плавание из Италии прошло благополучно?
— Да. Из Генуи мы направились в Монпелье, хотя я очень желал посетить наш прицепторий в Колиуре.
— Вы поступили разумно, выбрав такой маршрут. После того как англичане захватили Байонн и Блей, стоявшие в Гиени королевские гвардейцы Шарля де Валуа начали сильно свирепствовать. До нас доходят вести о притеснениях жителей Гасконии. Король Филипп повелел захватывать владения баронов, бывших вассалов английского короля. А таковыми на землях в южном течении Гаронны являются все рыцари. Когда король Эдуард владел этим герцогством, почти каждый землевладелец оказывал ему почтение. Они вошли в здание старейшин.
— Насколько мне известно, все началось с потопления нескольких торговых кораблей. Неужели нельзя было договориться?
— К сожалению, мессир, все гораздо сложнее, — отозвался Гуго, когда они двинулись по освещенному факелами коридору. — Больше тридцати лет прошло с тех пор, как король Людовик подписал с Генрихом Третьим Английским парижский договор, закрепляя Гиень за ним и его наследниками. А ведь Гаскония — это один из самых богатых регионов Франции, и нашему королю не нравится, что другой король владеет частью его страны, особенно такой богатой. И его можно понять. Формально Эдуард считается вассалом французского короля, но это сильный и надменный вассал. Парижский договор давно уже стоит костью в горле у короля Филиппа, и он использует любой повод, стремясь изгнать англичан из Франции. — Гуго распахнул двойные двери и вошел в обширные покои, практически пустые — лишь заваленный свитками и картами стол у окна, рядом стул с высокой спинкой и огромный шкаф вдоль одной стены, а над камином — флаг Темпла.
Жак придирчиво оглядел покои и, оставшись удовлетворенным их строгостью, повернулся к Гуго.
— Но кто затеял войну, французы или англичане? Ведь именно они потопили французские купеческие корабли.
— Да, потопили, — ответил Гуго, — но, как вы справедливо заметили, дело можно было уладить, договориться о возмещении ущерба. Однако Филипп воспользовался предлогом для вторжения в герцогство.