Я чувствую себя на редкость по-дурацки. Зачем я сюда пришла? Что я скажу? Что я вообще могу сказать?
Но теперь, когда я рядом с целью, я не могу развернуться и уйти, даже не повидав ее: номер 237, старый дом Лины. Но стоит мне подъехать к воротам, и я понимаю, что там уже некоторое время никто не живет. На крыше не хватает нескольких черепиц, а окна заколочены досками цвета плесени. Кто-то написал на входной двери большую букву «X», символ того, что в этом доме гнездилась болезнь.
— Что вам нужно?
Я оборачиваюсь. Женщина на крыльце перестала подметать. Она теперь держит веник в одной руке, а вторую приставила козырьком ко лбу.
— Я ищу Тиддлов, — говорю я. Мой голос звучит стишком громко. Женщина продолжает смотреть на меня. Я заставляю себя подойти к ней поближе, развернув велосипед и подведя его к ее калитке, хотя внутренний голос бунтует, требуя, чтобы я исчезла. Я здесь чужая.
—Тиддлы съехали прошлой осенью, — сообщает женщина и снова принимается подметать. — Их не хотели больше здесь видеть. После того как... — Она внезапно смолкает. — Ну, не важно. Я не знаю, что с ними сейчас, да мне это и без разницы. Как по мне — пусть хоть сгниют в Хайлендсе. Испортили район, теперь тут никто не...
Я цепляюсь за прозвучавшие крохи информации.
— Они переехали в Диринг Хайлендс?
Женщина тут же настораживается — это чувствуется.
— А вам какое дело? — интересуется она. — Вы из молодежной стражи или что? Здесь хороший район, чистый. — Она тычет веником в свое крыльцо, словно пытается пристукнуть каких-то невидимых насекомых. — Мы каждый день читаем Руководство и ходим на контроль, как все. Но люди все продолжают докапываться и выпытывать, устраивать неприятности...
— Я не из АБД, — пытаюсь я успокоить ее, — И я не собираюсь устраивать никаких неприятностей.
— А тогда что вы тут делаете? — Женщина присматривается ко мне повнимательнее, и я вяжу, как в ее глазах мелькает тень узнавания. — Эй, да вы никак тут бывали прежде?
— Нет, — Поспешно отвечаю я и натягиваю бейсболку обратно. Мне больше нечего делать здесь.
— Я точно откуда-то знаю вас. — Продолжает женщина, пока я взбираюсь на велосипед. Я понимаю, что до нее в любую секунду может дойти: ба, да это же та самая девушка, которую выбрали в пару Фреду Харроуву?
— Нет, не знаете. — Заявляю я и припускаю прочь.
Я должна выбросить это из головы. Я знаю, что дурра. Но мне еще сильнее, чем прежде, хочется снова увидеть родственников Лины. Мне нужно знать, что произошло после ее побега.
Я не бывала в Диринг Хайлендс с прошлого лета, когда мы Линой и Алексом собирались в доме номер тридцать семь по Брмэс-стрит, одном из многих здешних заброшенных домов.
В доме номер тридцать семь Лину с Алексом застукали регуляторы — из-за этого они и предприняли свой случившийся в последнюю дату, побег.
Диринг Хайлендс тоже в большем запустении. Этот район практически забросили много лег назад, а позже череда полицейских рейдов придала ему репутацию сомнительного. Когда я была маленькой дети постарше любили рассказывать истории о призраках неисцеленных, которые умерли от амор делирии невроза и до сих вор бродят по улицам. Мы подначивали друг дружку - кто осмелиться сходить в Хайлендс и потрогать заброшенный дом? Надо было коснуться ладонью стены и продержать ее так полных десять секунд — как раз достаточный срок, чтобы болезнь просочилась в тебя.
Однажды мы с Линой проделали это вместе. Она пошла на попятный через четыре секунды, а я продержалась все десять, медленно считая вслух, чтобы наблюдавшие девчонки тоже это слышали. Целых две недели я была героиней нашего класса.
Прошлым летом случился налет на нелегальную вечеринку в Хайлендсе. Я была на ней. Я позволила Стивену Хилту прижиматься ко мне и шептать мне на ухо.
Одна из четырех нелегальных вечеринок, на которых я присутствовала после выпускного. Я помню, в каком нервном возбуждении я крадучись пробиралась по улицам во время комендантского часа, с сердцем, бьющимся где-то в горле, и как мы с Анжеликой Мэрстон встретились на следующий день и посмеялись над тем, как ловко мы провернули это дельце. Мы шепотом разговаривали про поцелуи и грозились сбежать в Дикие земли, словно маленькие девочки, болтающие про Страну чудес.
В том-то и суть. Все это было детской чушью. Одной большой игрой про то, во что мы якобы верим.