Сотканный из противоречий, он мог в любой, самый неожиданный момент, взорваться, словно проржавевший снаряд. И всё потому, что ему было необходимо постоянно самоутверждаться, бороться за себя. Часто не получалось. Отсюда нерешительность, которая опутывала его, парализуя волю. Отсюда и срывы. Но ему свойствен критический склад ума. Он-то и помогал не опуститься ниже установленной ему планки, заставлял дистанцироваться от вредных привычек. Да, хватало с Алексеем хлопот. Многое я прощала ему, детдомовцу, чего другим не спустила бы, потому что увидела в нём то, что до поры до времени было скрыто в глубинах его сознания даже от него самого.
В самом начале он отрицательно отнёсся к полушутливым словам шефа: «Вы временно поступаете в распоряжение Елены Георгиевны. Она разглядела в вас здоровое зерно». Мельком взглянул он на меня и поспешно отвёл глаза. Не знал, что это я вызволила его из слесарной мастерской, и тоном, не допускающим сомнений в своей аттестации, сформулировала своё мнение о нём: «Непростительная расточительность использовать толкового парня на побегушках. Таланты надо беречь и защищать. Если верить в человека, он, почувствовав даже маленький успех, начинает раскрываться, расцветать. Есть нечто, свидетельствующее о том, что в нём не всё так очевидно, как можно предполагать. Он со мной одного поля ягода. Трудно работать с много воображающими о себе бездарностями. Алексей пока что не отдаёт отчёта в значительности высказываемых им идей. Его утверждения, не подвергнутые изучению, могут быть полны глубочайшего смысла, а могут оказаться претенциозной чепухой. Учиться ему надо. Надеюсь, никто не станет разубеждать меня в этом? К тому же он имеет превосходный аппетит к науке, хоть и неразборчив пока».
А он и в тайных мечтах не позволял себе думать об этом и не представлял, какую роль я сыграю в его дальнейшей жизни.
Предупреждал меня заведующий кафедрой, отговаривал: «Совершенно бредовая идея, и просуществует она недолго. Молодого человека губит то, что он разбрасывается, на пустяки разменивается. Неумеренный во всем. Маловероятно, что сможет доводить проекты до конца – быстро загорается и так же быстро остывает. Начинает дело блистательно, а потом из-за пустяков бросает, и тут уж возникает вопрос о сроках исполнения, о доверии, а это, сами понимаете, играет на руку конкурентам и даже прохвостам. Нахлебаетесь с ним. С вашей привычкой доводить всё до логического завершения, даже если в конце предстоит оказаться в совершенно иной ситуации, нежели та, которая сложилась вначале и предполагалась в дальнейшем – этот мальчишка проигрышный вариант». А я только отшутилась: «Вы иль я пророк?» (Заведующего кафедрой звали Ильей).
С другим сотрудником и в другой обстановке он неминуемо разразился бы шуточками в адрес выбранной кандидатуры. Но только не со мной. Знал мой упёртый характер, потому-то уступил и отступил. И, выступая перед аспирантами-первокурсниками, неоднократно полушутя повторял: «Вам, будущим светилам науки, стоит запомнить фамилию Елены Георгиевны. Мерилом таланта педагога служат успехи его учеников». Не скупился на комплименты. Он из тех, которые одной фразой могут поднять или опустить человека.
Три года в одной упряжке с Алексеем ходили. Подумать только, с тех пор прошло десять лет! Не могу сказать, что мне привалило огромное счастье воспитывать Суханова. Помаялась с ним, пока «выстраивала» его. Помнится, он сразу проявил себя как толковый аспирант. Быстро смекнул, что без должного усердия трудно будет рассчитывать на успех. Из кожи вон лез, учился с неослабевающим интересом, особенно налегал на квантовую механику. Не замахивался на чужое, не втирал очки – потом, мол, сделаю, сварганю, – но с предубеждением относился к моим жёстким рамкам, свой план развивал. Не гнушался любой работы, до ночи просиживал за вакуумной установкой, когда не ладилось у товарища, хотя поначалу не отличался усидчивостью. (Вот он, непостижимый уровень научного партнёрства!) Сейчас разве такого найдёшь? Обещаний на ветер не бросал. А вид у него всегда был самый неказистый, смешной даже. На кузнечика походил.
Не зря мой выбор остановился на Суханове, стойко переносившем муки безденежья. Знаком он был и с теми невыносимыми состояниями, в которых, как ему тогда казалось, только и можно понять о жизни самое главное – с алкоголем и последующим тяжёлым похмельем и бешеным вожделением, отягощённым муками совести. Пропадал парень. Испугалась я, что с его болезненно обострённой чувствительностью доломает-таки его непутёвая жизнь. Не смогла остаться безучастной к его трудной с раннего детства судьбе. И, веря в его творческую индивидуальность, одержимость наукой, клятвенно пообещала себе сделать из него настоящего ученого, потому что, несмотря на массу недостатков, его преимущества были слишком очевидны.