– Конечно, – пробормотала мисс Парментер.
– Что «конечно»? – бросил на нее взгляд ее брат. – Что тебе известно? О чем ты говоришь? Ты что-нибудь слышала?
– Ну, Богу, конечно, ведомо, – пояснила она с набитым хлебом ртом. – Разве не считается, что Он должен знать все?
– Пожалуйста! – резко вмешалась Вита. – Давайте будем держать собственные представления о Боге за рамками застольной беседы. Полагаю, что тема эта уже принесла нам достаточно бед, чтобы все мы на веки вечные отказались от нее.
– А я не понимаю, зачем вообще мы стараемся разговаривать. – Трифена по очереди обвела всех взглядом. – Никто из нас не знает, что сказать… Все мы так или иначе углубились в собственные думы и не способны сформулировать свои мысли.
– Потому что так следует поступать цивилизованному человеку, – твердым тоном проговорила миссис Парментер. – Да, произошло ужасное событие, однако мы намереваемся продолжать свою жизнь со всей необходимой отвагой и достоинством. И потом, Трифена, дорогая моя, если ты так уж обожаешь Юнити, как это кажется, то должна понимать, что уж она-то в последнюю очередь хотела бы, чтобы мы покорились собственным эмоциям. У нее не было времени на покорность слабостям.
– Кроме собственных, – буркнула под нос Кларисса. Доминик услышал эту реплику, а остальных как будто не заметил. Он резким движением толкнул под столом ногу девушки.
Она охнула, поскольку носок его ботинка угодил ей в лодыжку, однако поняла, что лучше молчать.
– Конечно, – произнес вслух Доминик. – Завтра я, как обычно, обойду прихожан. Есть ли у кого-нибудь какие-то поручения?
– Благодарю вас, – сказала Вита. – Несколько поручений, безусловно, найдется. Быть может, если вы будете проходить мимо галантерейщика, то прико́пите черную ленту?
– Да, конечно. Сколько нужно?
– Думаю, дюжины ярдов хватит, благодарю вас.
Кордэ попытался найти еще какую-нибудь простую фразу, однако в голову ему ничего не шло. Все слова казались грубыми и ходульными. Он видел, что Трифена смотрит на него с презрением, а Мэлори изо всех сил старается промолчать. Получалось, что им с хозяйкой дома следовало поддерживать разговор – чтобы молчание не сделалось непереносимым.
– Завтра я займусь написанием уместных в таком случае писем, – продолжила Вита, посмотрев на него через стол округлившимися глазами. – Конечно, я переговорю с Рэмси, однако, на мой взгляд, при нынешнем положении дел, он может решить, что это вам следует выяснить, какие формальности полагаются в подобном случае.
– Мама, все положенные формальности известны каждому из нас! – Молодой Парментер резким движением поднял голову. – Мы практически рождены в церкви. Все мы знаем церковные ритуалы – от завтрака до обеда и ужина!
– Речь идет не о церкви, Мэлори, – поправила его мать. – А о суперинтенданте Питте.
Ее сын залился румянцем и ничего не сказал, попытавшись сосредоточиться на еде, хотя на деле так ничего и не съел.
На сей раз молчание сделалось уже непереносимым. Миссис Парментер вновь посмотрела на Доминика, но уже с смирением.
Когда благопристойность позволила ему закончить обед, он, понимая, что больше откладывать этот визит невозможно, покинул столовую и поднялся к кабинету Рэмси. Дальнейшая нерешительность лишит его самообладания. Конечно, если он действительно соответствует своему призванию, никакая ситуация не превысит его способностей воспринять ее со всей искренностью и добротой.
Он постучал. Ответ прозвучал немедленно:
– Войдите!
Теперь уклониться точно было невозможно, и священник открыл дверь.
Его друг и наставник сидел за своим столом. При виде вошедшего он едва ли не испытал облегчение. Возможно, новая встреча с кем-нибудь из родных страшила его.
– Входите, Доминик. – Движением руки преподобный Парментер указал на одно из кресел, после чего заложил книгу, которую читал, полоской бумаги, а потом закрыл ее. – Это был воистину жуткий день. Как вы себя чувствуете?
Кордэ сел. Начинать разговор было трудно. Рэмси вел себя так, словно произошла какая-то заурядная домашняя неприятность, а обвинения Трифены были вызваны лишь ее горем.
– Признаюсь, я очень расстроен, – откровенно проговорил Доминик.
– Это естественно, – согласился Парментер, хмурясь и крутя пальцами взятый со стола карандаш. – Смерть всегда приносит с собой потрясение, особенно когда умирает настолько молодой человек. Которого все мы привыкли видеть каждый день. Нелегкий, временами, конечно, был человек, однако никто из нас не пожелал бы этой женщине такой участи. Тем более мне очень жаль, что все это приключилось сразу после того, как я поссорился с нею.