— Например, Анна фон Мильденбург, — внезапно вклинилась Берта. Она имела в виду австрийскую сопрано вагнеровского репертуара, [35]которую недавно приняли в Придворную оперу из Гамбурга, где ранее дирижировал Малер.
— Откуда ты это знаешь? — громко удивился Вертен.
— Из чтения малоинтеллектуальныхгазет, как ты называешь их. Там можно почерпнуть самую разнообразную полезную информацию. Газеты просто захлебывались по поводу этого романа, когда фон Мильденбург взяли в театр. Похоже, что у нее была довольно-таки длительная интрижка с Малером в Гамбурге.
— Вот оно, Вертен, — оживился Гросс, — теперь у вас есть отправная точка.
Однако как только были оговорены предварительные меры, оба оказались в совершенном тупике, как же наилучшим образом действовать далее.
— Перечень врагов Малера может оказаться весьма обширным, — предположил Гросс. — Я слышал, что он чрезвычайно требовательный руководитель. Необузданное стремление к совершенству. Смею думать, что такой человек пришелся не по вкусу некоторым венцам.
Гросс имел в виду венский, если даже не общеавстрийский, обычай халтурить, выполняя свою работу либо спустя рукава, либо неряшливо. Малер требовал от певца большего, нежели простое исполнение; он настаивал на том, чтобы артисты выкладывались по полной, в противном случае им предлагалось подыскать себе ангажемент в ином месте. Вертен считал, что в Придворной опере было множество тех, кого неистребимая страсть Малера к совершенству задела за больное место, но в то же самое время он не спешил ободрять Гросса ответом. Он знал, куда клонит криминалист со своими рассуждениями.
— Для начала нам следует составить список подозреваемых, — заявил Гросс, тем самым подтверждая подозрения Вертена. — Я испытываю весьма сильные сомнения по поводу того, что мы получим поддержку от дирекции оперы. В конце концов, их задачей является убедить общество в том, что в Придворной опере дела обстоят просто превосходно.
Гросс с минуту подождал ответа, но, не получив его, беззаботно продолжал:
— Нет, то, что нам требуется, так это побольше хороших старомодных сплетен от кого-то, кто ведает, где собака зарыта. Возможно, от какого-нибудь журналиста.
Гросс произнес слово «журналист» с таким отвращением, что Вертен не смог сдержать улыбку. На самом деле Вертен знал чрезвычайно подходящего человека на роль информатора, молодого писателя Карла Крауса, ибо он познакомился с ним, когда отдавал один из своих коротких рассказов в литературный журнал. Невзирая на свою молодость (ему было всего двадцать пять лет), Краус уже играл видную роль на литературной сцене Вены, сотрудничая с редакциями нескольких таких журналов. Первоначально присоединившись к литературному движению «Молодая Вена», [36]в котором участвовали такие деятели, как писатель и критик Герман Бар, обутый в сандалии бродяга Петер Альтенберг, Рихард Беер-Хоффманн, Гуго фон Гофмансталь [37]и Феликс Зальтен, [38]Краус решительно порвал с этими людьми, сочинив язвительную сатиру на снос их любимой кофейни. Он также набросился на вождя сионистов Теодора Герцля [39]в другой сатирической статье, осуждая подобные сепаратистские взгляды. Как и Вертен, Краус был евреем, свято верившим в ассимиляцию.
В начале этого года Краус затеял издание собственного журнала «Факел», содержание которого он писал практически один, нападая на габсбургское лицемерие и коррупцию и высмеивая различные течения, начиная с психоанализа и кончая германским национализмом. Краус наверняка знал, где, по меткому выражению Гросса, собака зарыта. И более того, он был сторонником Малера, аплодируя его работе в Придворной опере по «очистке авгиевых конюшен», как он высказался в одной статье.
Но это могло подождать. Прежде всего Вертену требовалось доказать свою точку зрения, причем сделать это убедительно.
— Я считаю, Гросс, что здесь наши мнения расходятся. Вы можете стараться найти злоумышленника или злоумышленников, остановив, таким образом, дальнейшие покушения на жизнь Малера. То есть «вылечить» заболевание. Однако я вижу иной выбор — предупреждение.
— Вы ведь не предлагаете телохранителя, не так ли, Вертен? — удивился Гросс.
— Карл, Малер никогда не смирится с этим, — встревожилась Берта.
Вертен постучал пальцем по носу.
— Он и не узнает об этом. Унция предупреждения ежедневно стоит фунта лечения.
— И кого же вы предлагаете для этой роли? — осведомился Гросс. — Уж явно не себя самого.
Вертен покачал головой.
— Надеюсь, и ни одного из головорезов Климта. — Гросс имел в виду нескольких криминальных личностей, с которыми водил знакомство Климт. В прошлом именно Климт определил этих людей в телохранители Вертену и Гроссу, когда стало ясно, что их работа по защите Климта ставит под угрозу их собственные жизни.
Вертен ничего не ответил на предположение Гросса.
Берта тихо рассмеялась:
— Карл, ты неисправим. Ты уже нанял этих людей?
— Эта мысль посетила меня только прошлой ночью. У меня едва ли было время осуществить ее.
— Однако же ты имеешь такое намерение? — спросила жена.
— Тогда мы опять в тупике, — возразил Гросс. — Вы предлагаете одно направление действий, я — другое.
— А по какой причине мы не можем продвигаться в обоих направлениях одновременно? — рассудительно спросила Берта.
Вертен, все еще уязвленный тем, что Гросс умудрился пристроиться к расследованию, не испытывал в данный момент склонности к рассудительности, тем не менее было достигнуто временное перемирие.
Позже вечером Вертену удалось связаться с Климтом, который, в свою очередь, постарался свести его с двумя субъектами, оказавшими им помощь годом ранее. Их звали господин Прокоп и господин Майер, и Вертен имел с ними скорую и довольно-таки законспирированную встречу в их любимом кабачке — точнее, винном баре, рядом с Маргаретен Гюртель, под путями новой городской железной дороги. Вертен был отнюдь не карликом, однако же чувствовал себя пигмеем среди дюжих верзил, толпившихся у бара, резавшихся в карты и гоготавших, выслушивая рассказы о проломленных черепах и краденых лошадях. Прокоп и Майер были всё такими же здоровяками и имели такой же угрожающий вид, как помнилось Вертену по прошлым встречам, но даже они выглядели смиренными монахами по сравнению с некоторыми из прочих отчаянных головорезов в котелках, собравшихся здесь.
Со времени их последней встречи Прокоп лишился одного зуба; на мизинце левой руки Майера красовался запачканный бинт, похоже, что там недоставало последней фаланги. Прокоп, который в основном вел разговор, в противоположность своей внешности борца обладал голосом мальчика-хориста. Их беседа постоянно заглушалась стуком колес над головой. Каждый раз, когда проносился состав, стаканы с вином начинали танцевать на выщербленном столе. Попробовав вино, Вертен оставил свой стакан приплясывать на столе.
Были оговорены оплата и план действий: оба должны были присматривать за Малером, каждый по полдня. Ляйтнер из Придворной оперы сообщил, что сегодняшний спектакль, последний в сезоне, будет идти при управлении оркестром Гансом Рихтером, поскольку Малер еще не оправился от полученных травм. Таким образом, сначала служба Прокопа и Майера будет ограничиваться наблюдением за квартирой Малера. Вертен очень кстати принес с собой недавний фотоснимок композитора, поскольку эта парочка наверняка никогда не слышала об этом человеке. Однако неожиданный сюрприз преподнес Майер, который оказался большим поклонником оперетты; дабы почтить память Штрауса, в Придворной опере давали «Летучую мышь», и громила, посетив спектакль, увидел Малера за дирижерским пультом.
Соглашение было скреплено рукопожатиями и спрыснуто хорошим глотком отвратительного вина.
35
Особая декламационная выразительность вокальных партий опер Вагнера, сложность оркестрового сопровождения, большая сила звука предъявляют высокие требования, которым далеко не все певцы в состоянии удовлетворять.
36
Модернистское течение в австрийской литературе, провозглашавшее культ «чистого искусства».
37
Гуго фон Гофмансталь (1874–1929) — австрийский писатель, поэт, драматург, крупнейший представитель неоромантизма и символизма в австрийской литературе.
38
Феликс Зальтен (1869–1945) — известный австрийский писатель, помимо всего прочего автор популярной детской книги «Бемби».
39
Теодор Герцль (1860–1904) — венгерский журналист, идеолог создания еврейского государства, для воплощения в жизнь теоретической идеи организовал первый съезд сионистов в 1897 году, Национальный еврейский банк и Фонд для покупки земель в Палестине. В честь него назван город Герцелия в Израиле.