Он кратко изложил историю таинственного вызова во дворец Хофбург, который в конце концов стоил Штраусу жизни.
— А Брукнер? — поинтересовался Майснер.
— У нас еще не было времени расследовать это, — объяснил Вертен. — Точно так же мы не изучили в подробностях случай с Цемлинским.
— После последнего покушения на Малера мы решили сменить цель расследования, возвратившись к первоначальному, — пояснил Гросс. — Ваша дочь и Вертен сделали несколько интригующих открытий относительно студенческих дней Малера.
Вертен описал самые последние выясненные сведения о Гансе Ротте и слухе, что Малер мог сделать заимствования из сочинений покойного композитора.
— Ты забыл нападение на тебя, Карл, — сказала Берта, отодвигая в сторону недоеденный салат.
Вертен поведал, как была перевернута вверх дном его контора.
— Ничего страшного, собственно говоря, — сказал он, преуменьшая опасность из-за присутствия Берты.
— Я бы не сказал, что ничего, — возразил господин Майснер. — Что искал взломщик?
— Этого мы не знаем, — пожал плечами Вертен. — Насколько мне известно, ничего не пропало.
— А то письмо?
Он имеет в виду анонимное письмо, подумал Вертен, поскольку письмо Шрайеру было обнаружено после взлома и нападения в адвокатской конторе.
— Оно здесь. Я держу много дел по моим расследованиям дома.
— Но нападавший не мог знать этого, не так ли? — спросил господин Майснер.
Гросс внезапно с возбуждением стукнул кулаком по столу.
— Точно. Этот человек искал письмо. В нем должно быть нечто компрометирующее.
— Возможно, музыкальное сопровождение, — предположила Берта.
Вертен встал из-за стола, чтобы принести письмо. Вернувшись, он расправил его на обеденном столе.
— Ах вот оно что, — произнес господин Майснер, рассматривая письмо и тщательно изучая ноты внизу. — Конечно, из этих каракулей мало что узнаешь. Но нотный текст может быть кодом. Музыкальные шифры — это мое небольшое увлечение.
Вертен вспомнил рассказы Крауса о том, как Брамс вставлял коды в свои сочинения.
Гросс, изучавший шифры для своей книги, встал с кресла и подошел поближе к господину Майснеру.
— Я не уверен насчет кода, — сказал Гросс, — но я вижу нечто новое в этом письме.
С этими словами он отправился в гостиную, вернулся с письмом к Шрайеру и положил его рядом с анонимным.
— Вот, — сказал он, указывая на несколько мест на каждом. — Видите?
— Пятна, — выпалил Вертен.
— Верно. Через равномерное расстояние. Похоже на то, что автор письма не мог удержаться от внесения поправок в текст, заработав при этом пятна на руке и замарав бумагу. Я бы сказал, что эти письма написаны одним и тем же человеком, невзирая на тот факт, что в обоих случаях почерк изменен. Найдите человека, который написал их, и мы получим нашего убийцу.
— Тогда вероятнее всего, что этот человек искал в конторе письмо, — подтвердил господин Майснер. — Вы уверены, что держать его дома безопасно? Подумайте, Вертен. У вас семья, которую надо защищать.
Раздался внезапный настойчивый стук во входную дверь, и все на мгновение застыли.
Наконец Гросс открыл рот:
— Маловероятно, что преступник будет стучать.
Тем не менее он и Вертен направились к двери прежде, чем это смогла сделать госпожа Блачки. Гросс заскочил сначала в свою комнату, и по явной выпуклости на правом кармане его парадного сюртука Вертен понял, что теперь он был вооружен.
Гросс стал с одной стороны двери, крепко ухватившись рукой за пистолет в кармане, в то время как Вертен смотрел через глазок в двери.
— Бог ты мой, — выдохнул он. — Чего она еще хочет? — Он взглянул на Гросса: — Уберите это. Оружие не потребуется.
Он открыл дверь Альме Шиндлер, которая явилась, подобно смиренной овечке, с потупленными очами; девушка была разнаряжена в вечернее платье, как будто только что приехала из Придворной оперы.
— Фройляйн Шиндлер, — произнес Вертен, впуская молодую женщину в квартиру.
— Я приношу свои извинения за то, что осмелилась потревожить вас таким образом, — произнесла она, переводя взор с Вертена на Гросса. — Но я после нашей последней встречи чувствовала себя просто отвратительно. Я не могла оставить это просто так. Сегодня я поехала в оперу и была вынуждена уйти в антракте. Моя сестра ждет меня внизу в фиакре, так что я не могу задерживаться. Прошу вас принять мои извинения.
— Но этому совершенно не стоит придавать никакого значения, фройляйн Шиндлер.
— Нет, стоит, — заупрямилась девушка и нетерпеливо топнула ножкой. — Я действовала преднамеренно и жестоко. Я хочу принести свои извинения. Я должна принести извинения.
В прихожей появилась Берта со своим отцом, и пришлось быстро представить всех друг другу.
— Умоляю вас, Вертен, — воззвал к зятю старик. — Что вы за хозяин? Пригласите барышню на чашку кофе.
При этих словах посетительница просияла, почувствовав союзника на своей стороне.
— Нет-нет. Я не хочу отрывать вас от ваших дел. Я всего лишь имела намерение сказать, сколь искренне я сожалею о своем поведении.
— Фройляйн Шиндлер, — вмешалась Берта, — я уверена, что мы можем поговорить об этом завтра утром в конторе.
Но тут опять вставил свое слово старик Майснер:
— Так это знаменитая дочь Шиндлера? Невозможно выразить вам мое восхищение работами вашего покойного отца, барышня. Он был гениальным пейзажистом.
Девушка почти что с обожанием взглянула на Майснера.
— Вы действительно так думаете? Я такого же мнения, но оно все-таки не беспристрастно. Отец был таким прекрасным человеком!
— Я уверен в том, что он и был им, дорогая моя девочка. Войдите же и присоединитесь к нам на чашку кофе.
Он повел ее в столовую, по-отечески заботливо обхватив рукой ее плечи.
Вертен, Гросс и Берта были потрясены, но им оставалось лишь последовать за этой парой. «О чем только думает этот старик?» — дивился Вертен.
В столовой господин Майснер усадил девушку рядом с собой. Войдя в комнату, Гросс стремительно смахнул письма со стола и положил их в карман рядом с пистолетом.
— Итак, точнее, за что же вы хотели извиниться?
Альма залилась краской включительно по свое небольшое декольте.
— Я не могу себе представить, что такая очаровательная молодая дама может быть виновной в совершении каких-то крупных проступков, — продолжал господин Майснер.
— Фройляйн Шиндлер сделала несколько не совсем удачных высказываний при посещении Цемлинского, — изрек Вертен.
Она подняла глаза.
— Ваш зять слишком добр ко мне. Неудачные высказывания были националистического толка. Собственно говоря, антисемитскими.
Старик только фыркнул на это признание:
— Видите ли, барышня, вы вряд ли могли бы быть австриячкой без примеси этого в своей крови. Не стоит терять сон из-за этого, но я нахожу похвальным, что вы пришли снять грех со своей души. Браво!
В дверном проеме появилась фрау Блачки.
— Подавать кофе, мадам? — обратилась она к Берте.
— Прошу вас, госпожа Блачки, — распорядилась Берта.
— И еще одну чашку для нашей молодой гостьи, — потребовал господин Майснер.
— О нет. Благодарю вас, но мне действительно пора уходить. — Она протянула свою ручку и похлопала ею по лапе старика. — Я так благодарна вам. Теперь я чувствую себя значительно лучше. Возможно, что даже смогу теперь дослушать последний акт оперы.
Она встала и попрощалась. Никто, кроме господина Майснера, не сделал попытки удержать ее. После ее ухода в комнате остался витать легкий аромат фиалок.
— Бог ты мой! — воскликнул старик Майснер, когда входная дверь закрылась. — Что за ослепительная молодая женщина! Вертен, вы оказали ей дурную услугу, описав ее как избалованную дилетантку. В ней что-то есть, в этой барышне Шиндлер. Настоящая сила!
— Сила — уж это точно, — подтвердил Вертен, но он имел в виду нечто совсем иное, нежели старик Майснер.