Даже руки мужчины сейчас казались теплее, чем этот холод, обнимающий все ее естество, пронзающий длинными иглами и вытягивающий душу. Вынуждающий безмолвно кричать, разрывая легкие от нехватки воздуха, вынуждающий молить… о снисхождении? О смерти?
Она никогда не боялась мужа. Никогда не принимала всерьез его угроз. Но молчаливый тяжелый взгляд и до боли сжатые на шее пальцы сейчас заставляли дрожать и жадно глотать воздух приоткрытыми губами. И отнюдь не возможное удушье ее страшило. А что-то другое. Чему она не могла дать объяснения.
И оттого становилось еще хуже.
- Я бы спросил, о чем ты думала. Но слабо верится, что ты вообще утруждала себя мыслительной деятельностью, воздействуя на чужие подсознания! – каждая отрывистая фраза сопровождалась новым резким встряхиванием, осуществляющимся уже бесконтрольно и с применением обеих рук, - Ты заигралась, Илисса! Методы не имеют значения, пока ты заботишься о своем мире и государстве. Но уничтожение соседних областей здесь же, на Альтерре, в список допустимых действий не входит.
- Я хотела помочь той девочке и не предполагала трагедию таких масштабов, - голос, срывающийся и непривычно тихий для нее, вряд ли вообще был принят во внимание. Сейчас мужчина мог слышать только себя, продолжая говорить и все сильнее сжимая плечо виновной. Бешенство, более яркое, нежели любая его одержимость идеей, застилало глаза. Он действительно был способен принять многое, что шло во благо Ирльхейну. Хотя бы по той причине, что сам использовал не самые благородные методы, наказание за которые обязательно когда-нибудь последует. Но он не трогал тех, кто проживал в иных государствах. Межмирье само по себе пока что было неприкосновенно.
Это повышало градус его ярости сильнее и сильнее. Требуя высказать все супруге, заставить ее слушать хоть иногда разум и понимать, что именно она делает. И если бы не внезапный всхлип, прозвучавший рядом с ним, не слишком искренние, чтобы быть фальшивыми, слезы и бескрайний страх в зеленых глазах, он бы не остановился. И не осознал, что, перестав удерживать женщину за горло, занес руку для удара. Не замер в ужасе от этой внезапной мысли.
Он мог ударить Илиссу. Он заставил ее плакать. Он виновен в следах на ее плече и шее, в подступающих рыданиях, что сотрясают ее тело.
Он обещал, что с ней этого никогда не случится.
Но вздрогнуть и отпустить женщину, едва держащуюся на ногах, его заставило не это. А прозвучавшая бесцветным голосом со стороны входа, уже давно не имеющего двери, фраза, вызвавшая новый прилив бешенства.
- У нас приказ Пресветлой Матери сопроводить эту женщину в Цитадель.
Какое из слов стало катализатором безумия, в котором были вскинуты опущенные мгновением назад безвольно руки? Что именно заставило память подбросить когда-то давно увиденные строки, используемые слишком редко, чтобы впиться в сознание и стать привычными? Понимал ли рассудок, что за неповиновение Трехликой наказание может последовать не только в сторону изначально обвиненной лишь Илиссы?
Пять кругов вспыхнули в одно мгновение, увеличиваясь в диаметре и разгораясь сильнее по мере приближения к объектам назначения. Развоплощенные души осыпались прахом на и без того не радующий глаз своей чистотой каменный пол. Изнутри словно разом выдернули все, лишив немалой части сил: подобные заклинания, ориентированные на приближенных к богам существ, использоваться без последствий не могли. Во всех смыслах. Что доказало искажение пространства где-то слева.
- Какой бы грех ни совершила моя жена, решать ее судьбу могу только я, - взгляд, обращенный в сторону появившейся таким нехитрым способом Пресветлой Матери, не выражал ни капли раскаяния. Словно бы не он пошел против решения Богини, не он моментом уничтожил более десятка ее приближенных, пришедших за осужденной на ссылку Илиссой. Не он был готов расправиться даже с Высшими и самой Трехликой, если бы они посмели встать у него на пути. Его супруга могла быть сколько угодно раз виновной, но это не значило, что он позволит кому-то судить ее. И ни при каких обстоятельствах он бы не допустил долгой разлуки.
Стоящая рядом виновница происшествия, уже оправившаяся от недавней вспышки мужа, выглядела абсолютно спокойной: подбородок привычно вздернут, спина идеально прямая, на лице расслабленно-вызывающее выражение. Раскосые глаза чуть сощурены, а губы искривлены в едва заметной усмешке. И лишь холодные пальцы, излишне крепко сжимающие ладонь Хэдеса, чтобы поддержать ослабевшего после такого выброса энергии мужа, выражали истинное состояние молодой женщины. Потому что даже несмотря на свою непокорность, она чувствовала, что с рук им обоим случай со стражей не сойдет.
Пресветлая Мать любила своих детей. Но неподчинение она не переносила.
Тем более что кара действительно была заслуженной.
- Хотите править – Бездна вам в помощь.
Вздрогнув, Илисса непонимающе нахмурилась. Излишне спокойный тон ничего хорошего не сулил. И либо главная часть их наказания тщательно скрывалась, будучи оставленной напоследок, либо проявится самостоятельно. Однажды. Простая ссылка в Нижний Мир на полноценное искупление вины не тянула: несмотря на то, что со Срединным он имел ряд различий, для жизни это место все же было пригодно. Хотя до сих пор не существовало точных сведений о нем.
Но если у них не отнимут силы, не лишат привилегий и некоторых ценных артефактов, о существовании которых, следуя логике, Трехликая догадаться не должна, подобная смена апартаментов – далеко не худший вариант. Или же Богиня просто не подозревала о чрезвычайной приспосабливаемости своих детей?
Тогда она их сильно недооценила.
***
План побега был так прост, что становилось смешно. И ведь даже скрываться не придется: о том, что именно она убила того человека, знает ограниченный круг лиц. Преступления против приближенных к короне лиц не разглашались. А значит, уничтожить достаточно лишь тех, кто находится в Цитадели. С этими мелкими прихвостнями, что вели ее в пыточную, разобраться не составило труда. А вот Бригг был достоин чего-то большего, нежели простая смерть. За то, что он попытался выдернуть из нее признание, за то, что оставил следы на коже, она ему отплатит сполна. Давно уже хотелось испытать все эти вещи. И, заодно, узнать кое-что.
Трясущийся мужик выглядел как-то иррационально, хотя старшую дочь рода Д’Эндарион это совершенно не удивляло. Любой человек, встретившийся с экром в боевой ипостаси, пытался бы бежать. А при невозможности такого действа, уже бы сознание потерял от ужаса. Поэтому «мясник» был вполне еще стойким. Даже интересно, насколько. Моля «зверя» подольше сохранять рассудок, обещая ему сытный ужин, женщина оскалилась. Пальцы обняли деревянную рукоять.
- Так что ты там про бабу говорил? – шипящим шепотом, выдающим наличие крови драконов, осведомилась Наследница, приближаясь к хозяину пыточной. Его страх пьянил и заставлял предвкушать еще более пикантный коктейль из эмоций и крови, - Думаю, ты не откажешься рассказать этой бабе о том, в какой камере ожидает беседы напавший на Айне Д’Эндарион, - сжимая горло мужчине и впиваясь когтями в красноватую кожу, протянула Кейра. В отличие от нее, совершившей преступление, близкое по тяжести к тем, что были направлены против короны, допустившие мелкие провинности в сторону простых граждан, пусть даже представителей иных рас, не допрашивались тут же. А потому преступников могли держать в Цитадели хоть до скончания веков: время тратить на них не хотелось, пока есть дела первостепенной важности. Сойдут с ума самостоятельно, да и дело с концом.
- В пятом… - хрипящие слова из полузадушенного горла выбивались толчками, вместе с кровавой пеной, - …отсеке.
- Значит, не отрицаешь, что он все еще ожидает общения с тобой, - и без того узкие глаза сощурились, что не мешало разглядеть бушующую в их глубине ярость; рука, держащая пыточный инструмент, пришла в движение, одаривая мужчину прикосновением успевшего немного остыть, но бывшего не так давно раскаленным металла к чувствительной человеческой коже. Вопль, ударившийся в стены, заставил женщину склонить голову набок, с умилением наблюдая за Бриггом. Пусть ощутит хоть каплю того, что все десять ночей непрерывно терпела она от кандалов, что еще надлежит как-то снять. Но об этом после. Раз «зверю» такая мелочь не препятствует – еще бы знать, почему, – она займется более важным делом.