- Скажи, почему ты не уйдешь от меня? Почему не оставишь, наконец, одну? – задумчиво проводя рукой по барельефу на камине, обернулась женщина. Так и вправду было бы проще. Так было бы правильней. И больнее. Но последнее уже ничего не значило.
- Прекрати нести чушь, - оборвал ее Хэдес, хмурясь, - Если бы я мог тебя оставить, я давно бы уже это сделал, - в конце концов, они не смогли даже вынести блокировку цепи.
- А вместо этого предпочел убить тех, кто попытался отправить меня в Цитадель, - криво усмехнулась Илисса, прикрывая глаза и шумно выдыхая. Резное кресло приняло в себя хозяйку, позволяя ей расслабиться и унять дрожь во всем теле. Она прекрасно осознавала собственную вину, да и не хотела она такого финала. Вот только сделанного не воротишь, а скука страшнее обагренных кровью рук. Ее супруг подошел почти неслышно, выдавая свое присутствие лишь тяжелой поступью и легким прикосновением к женскому обнаженному плечу: она всегда отдавала предпочтение открытым платьям, словно бы специально дразня своего мужа. Да, он мог пойти на менее радикальные меры в тот раз, но лишь одна мысль о том, что ему придется прожить какое-то время без своей женщины, вызывала неконтролируемую ярость. И это чувство не терпело никаких мыслей о гуманности. Все, кто посягал на принадлежащее ему, умирали. Все, кто хотел причинить боль его супруге, приговаривались к жестоким мучениям. И даже если ради этого пришлось бы оставить во всем межмирье от силы с десяток существ, он бы пошел на подобную меру.
- Я не понимаю этого чувства, - она нарушила тишину, что повисла несколько ударов сердца назад, - Разве любовь должна быть такой? Разве об этом мечтала наша Мать? Разве таким задумывала свой идеальный мир, ставший в итоге запретным?
- Не думаю, - мужчина качнул головой, продолжая смотреть на то, как яростное голубое пламя пожирает дерево, совершенно не согревая воздух в комнате, - Но другой мне и не надо.
- Хэдес… - она так редко называла его по имени, что становилось ясно: сейчас ситуация действительно серьезная, - Мне страшно, - признание далось нелегко: для женщины, что никогда не выдавала своих слабостей сказать о боязни чего-либо равносильно жестокой смерти, - Я не знаю, на что еще способна. На что способны мы оба. Может ли случиться так, что однажды я даже не пожалею твоей жизни или жизни нашего ребенка? – зеленые глаза, что, наконец, обратились на него, для чего вечной супруге пришлось запрокинуть голову, блестели от подступающих слез. Ее слова были искренними. И от того становилось еще хуже: не в привычках одной из самых сильных и самостоятельных дочерей Трехликой было говорить о таком. Не в ее правилах было хоть как-то выдавать то, что она – женщина. Что она хоть немного нуждается в заботе и защите.
- Ребенка? – он не совсем понимал, о чем она говорит. Обходя кресло по кругу, вставая перед супругой на колени, он хмурился, смотря на нее снизу вверх. Во взгляде не было ни мольбы, ни преклонения: даже в таком положении он оставался тем, кто стоит ступенью выше. Тем, перед кем она должна была склонять голову, как и любая жена. Вот только не в их случае.
- Я хочу, чтобы ты еще раз вспомнил о том, что ты – создатель, - подавшись чуть вперед, чтобы их лица оказались как можно ближе друг к другу, прошептала Илисса так тихо, будто опасаясь, что эти слова может кто-то услышать, и тогда единственная надежда будет зверски уничтожена, - Прошу, сотвори мир для меня.
- Одной Альтерры тебе мало? – хмыкнул Владыка, не совсем понимая, что именно задумала его вечная половина. Только что боялась своих действий, а теперь словно пытается расширить границы для испытаний.
- Когда он родится… - почти одними губами произнесла женщина, желая, чтобы сказанное никто кроме нее и супруга не узнал, - …он получит этот мир и спасется в нем. Там, куда не дотянутся руки его матери и Трехликой. Что бы мы ни совершили, дитя не должно отвечать за наши грехи. Я этого не хочу.
Она хотела иметь место, куда всегда можно сбежать, и которое можно наполнить по своему желанию. Место, где именно она будет хозяйкой. Одного Нижнего Мира для этого было мало, и Хэдес это прекрасно знал. Он уже сотню раз пожалел, что не создал изначально чистый сгусток энергии, который бы и стал новым миром. Пусть небольшой, совершенно пустой, но их личный. Тот, где законы бы составили они сами. Тот, где никого выше бы не стояло и никто бы не смог указать им на ошибки. Никто бы не огласил свое наказание за тяжелую провинность. Мир, где им бы не пришлось бояться. Именно это стало бы достойным подарком любимой женщине, а не права на Альтерру, которые она вынуждена делить с Трехликой и Высшими, да еще и делать это тайно. Все же, он всегда знал о ее стремлении к власти, всегда видел это ожидание в глубине зеленых глаз. Ожидание момента, который предрекали все их «братья» и «сестры»: становления Илиссы на одну ступень с Пресветлой Матерью. Вот только как излишне нетерпеливая и честолюбивая дочь, она не пожелала ждать, медленно, но уверенно входя в роль той, что вершит судьбы обитателей межмирья. Сначала это были просто пробы работы дубликата макета, потом – проверка его возможностей, затем – изучение населяющих Альтерру созданий. А потом была попытка вырваться за ее рамки и первая война, которую спровоцировала она. Пусть и случайно, и в другой реальности.
Ее просьба сейчас была более чем верна, и он не понимал, почему столько времени ждал, хотя и без того не раз думал о подобном. Хотел убедиться, что это не глупость? Если говорить совсем уж начистоту, в его голову даже закрадывалась мысль о том, чтобы разрушить чертов макет межмирья, пока вечная супруга не сотворила еще большее зло, сама того не желая. Но что-то не позволяло это сделать. Простая ли гордость за результат своих трудов? Невозможность нарушить обещание? Ведь это было бы слишком неправильно, если бы он отнял у нее свой же подарок. Нет. Он просто спроектирует для нее новый мир, в который она вдохнет жизнь. Мир, куда они смогут уйти в случае, когда не останется альтернатив. Мир, где смогут вырасти их дети, не знающие о делах своих родителей.
А потом он обязательно уничтожит проклятое доказательство своей любви.
Потому что новое будет куда лучше.
***
Круглое помещение, не имеющее ни входов, ни выходов, составленное из стеклянных пятиугольников, которые стали основой не только для стен, но и для куполообразной крыши, зависло в туманном нигде. По крайней мере, со стороны выглядело это именно так: прозрачный, как и все здесь, пол словно бы утопал в густых белых клубах тумана, за стенами тоже помимо него ничего нельзя было увидеть. А в самом помещении по углам скопился дым от курительных трубок, рассеивающийся ближе к центру, где одиноким островком цвета среди черных и белых деталей виднелась доска с алыми пятиугольниками. Чихнувший от щекочущего ноздри аромата цветов ирлеи, кажется, вновь подожженных младшим братом, Эфрен покрутил в руках крупную фигурку из обсидиана, выточенную в форме человекоподобного существа с мощным хвостом. Осторожный удар заостренным когтем по каменной голове, оплетенной странными лентами с множеством непонятных символов, спровоцировал появление змеящейся трещины, сквозь которую пробился молочный свет.
- У тебя приступ великодушия? – соткавшийся из черных клубов тумана Агнус оценил ход брата, опускаясь в пустующее кресло: несмотря на то, что он отсутствовал несколько часов, все детали истории ему были известны. Однако почему Эфрен решил разбить еще одну печать, старший из троицы Высших не совсем понимал. Вряд ли из желания облегчить чью-то жизнь.
- Это еще не последняя печать, - фигурка вернулась на алый пятиугольник рядом с таким же черным обсидиановым драконом, и тут же в зону раскола лент впились тонкие иглы, - Быть может, остальные сорвутся уже самостоятельно. А если нет, - переведя взгляд на Агнуса, средний из троицы склонил голову набок, - значит, еще рано им менять статус. Но все же, думается мне, эта игра способна стать немного менее скучной.