Горьковатый аромат цветов ирлеи впитался в кожу, и поднесенные к лицу пальцы казались чужими. Словно тянулись из другой жизни, где в зеркальном отражении скалились в улыбке острые зубы.
Последний черный лепесток упал на смятые простыни.
***
Маленький Эрвиг беспокойно ворочался в постели. Лежащая рядом с ним Илисса коснулась рукой нахмуренного лба ребенка, словно пытаясь этим жестом лишить его ночных кошмаров. Идея все еще не казалась такой радужной, как когда-то. Но все так же виделась единственным выходом из ситуации, в которой она сама была виновна. Беспокойство за сына не отпускало еще с момента, когда она узнала о том, что в ней зародилась новая жизнь. И до тех пор, пока все они втроем не окажутся вне пределов Альтерры, от постоянного напряжения не избавиться.
Чудом казалось то, что Высшие не лишили ее младенца сразу после его рождения и даже позволили ему прожить уже целых два года: в глазах Трехликой и ее ближайших «детей» и она, и Хэдес уже не имели шансов на прощение. И, обратившие себя во мрак, они не могли породить свет. Местом появления Эрвига была Бездна, и одно только это уже говорило о том, что он пойдет по стопам родителей. По крайней мере, в глазах Богини, Высших и простых людей.
И это требовало принятия мер.
Они с супругом уже говорили об эксперименте, в результате которого ребенок может получить новый дар, единственный, что можно противопоставить Высшим и иным божествам. Иллюзорные клинки, перерезающие нить жизни у абсолютно любого существа вне зависимости от его сил и происхождения. Такой возможности не существовало на Альтерре, и потому был шанс утаить способности мальчика. Расплавленная частица кристалла, которая и преобразовывалось посредством сложных схем в лезвие, должна была слиться с кровью. Но успешного исхода дела не мог напророчить никто. То, что подобное удавалось сотворить в одном из соседних миров, не гарантировало того же в конкретной ситуации. Индивидуальность организма не пересилить никакой магией.
Но, по крайней мере, Эрвиг не должен был пострадать. Она бы этого не допустила.
Перебирая светлые волосы, так же вечно взъерошенные, как и у его отца, женщина едва заметно улыбалась своим мыслям, где мучительное время ожидания уже минуло, и они втроем оказались вдали от межмирья. Где они являлись единственной дарующей и карающей силой и не были вынуждены подчиняться кому-то свыше. Где не существовало страха за себя и за ребенка. Где можно было начать все сначала. Главное, решить еще, как именно переместить туда Альянс: хранилище, уже начавшее свою работу, являлось слишком важным объектом, чтобы просто оставить его здесь. По большому счету, Илисса бы с радостью весь Ирльхейн отправила в другое пространство, продолжая начатое, но уже без условностей и рамок.
Прижав к себе малыша и натянув на оголенные плечи плед, супруга Владыки Бездны прикрыла глаза. Она вытерпит. Ради мужа. Ради сына. Ради будущего.
Хэдес умел быть абсолютно незаметным, когда хотел. Выждав время и убедившись в том, что Илисса действительно уснула, и в ближайшее время ее даже взрывами в этом крыле не разбудить, мужчина скользнул в спальню, подходя к жене и замирая возле постели. У него в запасе не более получаса, и если он не поторопится, все провалится. И все же решительность внезапно спасовала, стоило взглянуть на умиротворенное лицо сына и напряженное – супруги, во всей позе которой, с этими, пожалуй, даже излишне крепкими объятиями, коими она прижимала к себе мальчика, чувствовалось ее желание при первой же возможности защитить ребенка от всего. Только кто бы уберег его от нее самой.
Мужчина не имел сомнений в материнском чувстве Илиссы и ее любви к их первенцу, но он не питал иллюзий и относительно ее тяги к экспериментам и власти. Сознание, временами замутняющееся безумными идеями, не щадящими никого не со злого умысла, а из стремления к новому, могло выдать что угодно. И если собственного попадания под раздачу Владыка не боялся, то Эрвиг не должен был хоть как-то участвовать в деяниях своей матери. Даже если это будет косвенная роль: Трехликая на своем суде будет милосердна, но Высшие найдут за что зацепиться. По этой причине стоило временно сделать супругу недееспособной. Лишь на короткий срок, до того мига, когда будет закончен новый мир.
Аккуратно подхватывая женщину на руки, для чего перед этим пришлось отнять у нее дитя, Хэдес мысленно попросил у нее прощения. Даже если сейчас возникнет непонимание – а оно будет, он знал, – все сотрется позже. Когда не надо будет бояться. А до этого момента придется терпеть.
Терпеть, минуя полутемные коридоры, где нет ни одной даже мертвой души – все слуги были отосланы из особняка на сегодняшний вечер и ночь. Терпеть, с осторожностью располагая спящую на каменной поверхности, накладывая обездвиживающий покров. Кратковременный, но достаточный, чтобы предотвратить раннее пробуждение и побег. Терпеть, тем же способом перенося сюда сына. Терпеть, отмечая окончание действия сонного порошка, что был подмешан в любимое вино Илиссы. И спешить. Потому что над временем он не властен, а оного остается все меньше.
- Что…? – женщина дернулась, с ужасом смотря на супруга, который только что защелкнул последнее звено, приковывающее ее к каменному алтарю. На таком же, расположенном слева, уже лежал маленький Эрвиг. И, судя по равномерному сопению, крепко спал. Все происходило как в каком-то фантасмагорическом сне и не имело никакой связи с реальностью. Она верила супругу. Безоговорочно. Что бы ни произошло. Но творящееся безумие заставляло даже ее веру пошатнуться, уступая место бесконтрольному страху. Зачем, все ужасы Бездны, ради чего он это делает?
- Не пытайся освободиться, - Хэдес, заметивший, что Илисса пришла в себя, с какой-то странной эмоцией посмотрел на нее, после чего его взгляд вновь стал отрешенным и пустым, - Однажды ты поймешь, ради чего все это было. Я не хочу потерять тебя и сына. Будет лучше, если весь твой дар, до последней капли, перейдет к ребенку. Не бойся, - опередил он не заданный вопрос, - Эрвиг выдержит такое количество магии. Я запечатаю его силу, чтобы даже Трехликая до момента его совершеннолетия не смогла ничего заподозрить.
- Зачем? – из сдавленного металлической скобой горла с трудом вырвалось единственное слово. Она все еще ничего не понимала и просто отчаянно желала проснуться. Не хотелось верить в безумие того, кому когда-то вручила душу. Не хотелось его обвинять ни в чем. Не хотелось ненавидеть. Но и понять мотивов его действий до сих пор не удавалось.
- Вседозволенность ослепила тебя, Илисса, - как-то даже слишком тихо произнес мужчина, стараясь не смотреть на супругу: он знал, какая реакция последует, и добивался ее – на яркой эмоции ненависти провести ритуал будет легче, - Ты не всегда способна контролировать себя и после периода затишья вновь срываешься, обрекая своих же подопечных на мучения. Ты убиваешь тех, ради чьей спокойной жизни мы уничтожали слабые миры. Ты рушишь все, что мы строили. И я не хочу, чтобы ты дошла до того момента, когда решишь ввести в игру наши жизни. Без своих сил ты не сможешь управлять Альтеррой.
Ей казалось, что за время этого монолога она даже не моргала, что говорить о дыхании. Широко раскрытые глаза в упор смотрели на Владыку Бездны, коим сейчас во всей красе предстал перед ней супруг. Чужим и далеким. Тем, кто только что показал – он ей не доверяет. Думает, что она не способна контролировать собственные действия. Поступки. Слова. Боится ее и хочет защитить ребенка от нее. От его матери.
Но так ли он не прав?
Нет. Что бы она ни творила, она не одержима. Она знает свои границы и никогда не перешагнет через них. Она не смогла бы пожертвовать единственными близкими людьми. Она бы ни за что не причинила им боль. И то, что он допустил подобные мысли, говорит лишь о том, что его вера растаяла, будто и не было ее. И по какой причине? Это ли то самое «решение ее судьбы», о котором он говорил в ночь, когда за ней пришли из Цитадели? Или же все копилось в течение всего периода, что они были вместе?
Ему было достаточно такой мелочи, чтобы возвести ее в статус Высшего Зла. И превратить ее в ничто. Без дара она приравнивалась к низшим существам, о чьем благополучии они заботились. И теперь она сама стала такой же. Бессильной.