Картину нарисовал Сухнов, на ней он изобразил известный сюжет из Книги Истин, главной книги мистириан.
Два больших смотровых окна, небольшой телескоп. Изящные книжные полки, под завязку забитые книгами, из большинства торчат разноцветные закладки. Камин из красного кирпича, пара глубоких кресел, столик с курительной трубкой в бронзовом держателе. Банкетка со спинкой, резными ножками и бархатным покрытием.
Сухнов умел создавать вокруг себя уют и спокойствие. Впрочем, в последние дни он заметно хандрил. Даже забросил свое любимое рисование.
Иванов выглядел чужеродным в этом кабинете, как чертополох среди ромашек.
Исполняющий обязанности Координатора жестом отослал сухую и деловитую женщину в платке, которая расставляла на столе чайник и чашки. В резиденции служило несколько человек из числа доверенный прихожан, они почитали такую работу за честь, наводили чистоту, готовили, выполняли мелкие поручения. Незаметные, тихие, бессловесные.
Когда за служкой закрылась дверь, Иванов сел за стол, привычно поправляя полы своего серого пиджака.
— Присаживайся, Егор, — сухой, без интонации голос. Насколько нужно быть спокойным и самоуверенным, чтобы иметь такой голос?
Волков прошел к банкетке, опустился на мягкие подушки. Пытливо уставился единственным глазом на собеседника, постукивая пальцем по теплому дереву подлокотника.
— Егор, — Иванов словно пытался поймать Волкова в фокус, но его взгляд то и дело соскальзывал в сторону, будто прятался. Этот взгляд невозможно было поймать, в глаза этого серого человека нельзя было заглянуть, прочитать. — Как твои дела… с проблемой?
— С какой? — нахмурил брови Егор.
— С твоей, которая мешала служить Истине. Знаю, ты поборол своего внутреннего врага, но насколько долго?
Волков откинулся на спинку, нехорошо хмыкнул. Ответил, сдерживая раздражение:
— Николай, свои проблемы я решаю сам, либо же обращаюсь к Отцу нашему с просьбой дать сил и мудрости. В крайнем случае, иду за поддержкой к тем, кто может меня поддержать. Ты к ним не относишься.
Егор внимательно следил за реакцией Иванова. Но на сером лице не дрогнул ни один мускул. Лишь легкая тень сожаления промелькнула, сорвалась с опущенных уголков рта. Когда Николай заговорил, в его голосе звучала неподдельная озабоченность:
— Извини меня, Егор, если вдруг тебя обидел. Право, вопрос мой не содержал скрытого подтекста, а лишь выказывал мою заботу о своем брате по вере, — Иванов развел руками, — Но меня действительно беспокоит состояние одного из лучших религеров нашей ячейки. В последнее время мы с тобой несколько разошлись…
— Года два как, — вставил Волков, криво улыбаясь, — Коля, что ты от меня хочешь?
— Я также заметил, что ты несколько неверно общаешься с нашим молодым пополнением, — невозмутимо продолжил свою линию Иванов. — Я стал невольным свидетелем твоей беседы с Таей. Похвально желание помочь и успокоить раненную душу нашей сестры, но, как мне кажется, ты мог бы для этого использовать цитаты из Книги, примеры из жития святых.
— Наверное, — пожал плечами Волков.
— Мне кажется, что ты не сделал это по причине того, что сам уже не веришь и не следуешь нашим догматам.
Голос Иванова звучал все также ровно и монотонно, но в конце фразы в нем проявилась сталь.
Волков шумно вздохнул, выдохнул носом, сжав зубы. Но ответил в тон собеседнику, спокойно и сдержано:
— Я в порядке, Коля. Спасибо за заботу. Зачем позвал?
И удостоился взгляда холодных, бесцветных глаз Иванова. Изучающих. Просчитывающих. Судящих.
— Рад, что у тебя все в порядке, — тонкие, сухие пальцы исполняющего обязанности пробежали по лацкану пиджака, привычно отвлекая внимание собеседника. — Просто, как старший товарищ, я обязан следить за тем, чтобы скорби и искушения светской жизни ни коим образом не влияли на моих братьев по оружию.
Он сделал паузу, после которой сказал, сменив тему:
— У меня небольшое, но важное дело для тебя, Егор. Как тебе известно, в городе сейчас ведется активная работа по пересмотру позиций некоторых конфессий по отношению друг к другу. Вынужденное сосуществование ведет к вынужденным союзам, не всегда понятным и приятным нам, религерам на местах. Но мы видим лишь верхушку айсберга, нам неведомы помыслы и стратегия Старших. Именно их решения приведут нас к победе, поэтому мы не должны сомневаться в них, как не может сомневаться в Истине, единственно верной, открывающей нам глаза, ибо зрячи мы.