В дохрист. эпоху в славянорусском об-ве культ небесных и земных божеств по сути дела являлся пантеистическим культом природы. В политеистическую форму облекалось пантеистическое мировоззрение, выражавшееся в обожествлении природных стихий по отдельности (Стрибог — воздушное пространство, Перун дождь и грозы, Дажбог солнце) и природы как таковой. Единый обожествленный космос мыслился нашими языческими предками в двух органично слитых и нераздельных ипостасях. Одна представлена мужским, активным оплодотворяющим началом, олицетворявшим небесную половину обожествленного космоса (Сварог, Род, Святовит), другая являла собой парное дополнение в виде обожествленной земной части мироздания (Мокошь, рожаницы, Лада). Основываясь на пантеистическом родстве человека и мира, в «диалог» с обожествленной природой вступали волхвы, адресуя ей свои жертвы и заклинания. Столетия спустя после христианизации, когда стерлись из памяти народа сами имена богов, участники аграрных магических действий по-прежнему испрашивали урожая и благ не у Бога, а у «матушки-Земли» и у «Неба-отца», вместе олицетворявших собой высшую божественную санкцию. До 19 в. во время сева с целью обеспечения плодородия применялись магические приемы, имитирующие космический брак Неба и Земли. Эти действия восходят к представлениям об органичном единстве двусоставного обожествленного космоса в небесной (оплодотворяющей) и земной (рождающей) его ипостасях, мифологически объясняя возникновение форм жизни в природе. В календарных обрядах основным объектом поклонения выступают Земля и Небо, наделенные сверхъестественными божественными свойствами. Пантеистический культ огненно-небесной и земной обожествленных стихий проявился в календарной обрядности, приуроченной к Масленице, Семику и на Ивана Купалу. Трансформированные элементы П. присутствуют в традиционных верованиях, где нек-рые персонажи народной мифологии олицетворяют различные природные сферы (леший и полевик — растительность, водяной водную стихию). Промежуточной стадией в истории русских пантеистических представлений, связывающей язычество с его пережитками в народной традиционной культуре, следует считать патриархальную ересь стригольников, возродивших в 14–15 вв. пантеистический культ Неба и Земли как двуединой божественно-природной субстанции. Стригольники отвергали церковь и духовенство как посредников между Богом и людьми, исходя из логики пантеистического мировоззрения. Доступность Бога через природу его близости человеку делала ненужной церк. орг-цию. Из пантеистического равенства божественного и природного делался соц. вывод о природном равенстве, идеалом к-рого была патриархальная языческая старина. Еретический импульс, сообщенный стригольниками, наложился на обильные пережитки язычества в народной культуре и в 18 в. дал жизнь учению духоборцев, буквально пронизанному идеями П.
Филос. П. Древняя Русь, при общем отрицательном отношении офиц. церкви ко всему язычеству, постигала с небольшими дозами знаний об античной философии (платонизм в интерпретации Иоанна Малалы и митрополита Никифора, древнегреческий материализм в изложении Иоанна, экзарха Болгарского, пантеистическая концепция о тождестве макрои микрокосмоса в апокрифических пересказах «Сказание от скольких частей создан был Адам» и «Галиново на Гиппократа»). В дальнейшем развитии отечественной филос. традиции идеи П. нашли отражение в филос. курсах Славяно-греко-латинской академии и в филос. концепции Г. Сковороды. Появившаяся на Руси в 14–15 вв. переводная ареопагическая лит-pa в виде корпуса сочинений Псевдо-Дионисия Ареопагита, так же как и на Западе, отвечала двойственным идейным запросам: пантеистической мистике и П., стимулировавшемуся воспоминаниями о язычестве. В целом П. являлся мощным фактором, влиявшим на развитие отечественной культуры.
Пантеистические искания характерны и для современного неоязычества.
В.В. Мильков
Политика и религия. Несмотря на разные предназначения, цели, сферы деятельности, религия (сфера сверхъестественного, духовной жизни, личных чувств и убеждений) и политика (специфическая сфера орг-ции общественной жизни, властных отношений, управления соц. слоями, об-вом и гос-вом) неизменно взаимосвязаны. Взаимоотношения политики и религии требуют в каждый исторический период конкретного рассмотрения, призванного раскрыть специфику участия различных звеньев религ. орг-ций любой конфессии в политике и особенности использования религии политич. деятелями. Вопреки разделяемому мн. верующими принципу размежевания П. и р., зафиксированному также в документах ряда религ. течений («отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мф. 22:21), в совр. мире наблюдается широкое участие религ. орг-ций в общественной и политич. жизни разных стран, в т. ч. и в военных конфликтах. В нынешней России религ. орг-ции активизировали свое участие в политич. жизни, идеологических и партийных противостояниях (особенно в период выборных кампаний), межнациональных коллизиях и т. д.
В новой и особенно новейшей истории для большинства стран мира стал общепринятым светский (секулярный) правовой принцип отделения религ. дел от государственных, признание независимости и автономности друг от друга П. и р. Подобные нормы зафиксированы в конституциях, законодательствах множества стран; в свою очередь, сходные положения имеются и в совр. принципиальных документах мн. религ. орг-ций (напр., в определении Архиерейского собора РПЦ «О взаимоотношениях церкви с государством и светским обществом на канонической территории Московского Патриархата в настоящее время» (1994), в определении Архиерейского собора РПЦ «О взаимоотношениях с государством и светским обществом» (1997), в пастырской конституции о церкви в современном мире «Радость и надежда», принятой II Ватиканским собором (1965) и др. Теократические об-ва, в к-рых политич. власть отождествляется с властью религ., ныне сохраняются в ряде азиатских и африканских стран (что ярко демонстрирует, напр., режим, установленный аятоллой Хомейни в Иране).
Однако признание автономии П. и р., церкви и гос-ва, даже при наличии их целенаправленных усилий на деполитизацию религ. орг-ций, на практике не означает их взаимную изоляцию. Здесь сказывается не только объективное положение верующих, крые являются одновременно и гражданами гос-ва, и членами религ. орг-ций. Важно учитывать и суть миссии конфес. орг-ций. Считая своей важнейшей задачей обеспечение соц. блага, духовного и нравственного здоровья об-ва, они не могут быть безразличными к тем процессам, к-рые происходят в об-ве. Более того, представители всех сколько-нибудь развитых религ. систем, заявляя о своем отказе вмешиваться в конкретные вопросы политики, экономики, технологии и т. д., в то же время считают своим долгом высказываться по вопросам, касающимся положения человека. Поскольку в об-ве все так или иначе связано с положением и деятельностью человека, то и такая совр. конфес. позиция может трактоваться при определенных обстоятельствах весьма расширительно, оправдывая разные проявления клерикальной деятельности. Тут уже все зависит от степени развития демократии в данном об-ве, популярности в нем светских или же религ. идей, особенностей данного региона, характера догматов и традиций распространенных здесь религ. систем.
Анализ соц. и духовной истории различных народов позволяет выяснить следующие ставшие традиционными формы переплетения П. и р., осн. направления их взаимодействия.
1) Воздействие религий на политику неизменно ощущается в первую очередь в том, что религия как определенная мировоззренческая система, включающая обязательные нравственные установки, влияет на умонастроения своих последователей, на их жизненные устремления, соц. поведение, политич. действия. Разумеется, подобное воздействие тем сильнее, чем глубже вера последователей данной религии, чем больше их готовность следовать ее нормам в повседневной жизни. Неодинакова также степень влияния разных религий на определение духовных стимулов политич. деятельности, нравственных критериев соц. поведения. Значительное воздействие, напр., оказал в свое время протестантизм на распространение специфических нравственных и общественнополитич. ценностей, соответствующих потребностям капитализма (утверждение личных свобод, прагматизма, восприятие успеха в делах как признака «богоизбранности» и т. д.).