Организованные иезуитами в конце XVI века колледжи, по признанию даже ярых их противников, были в то время образцовыми. Именитые родители хотели, чтобы их дети учились именно там. Не удивительно, что воспитанники иезуитских колледжей из разных стран — «новые христиане» — в большинстве своем были ориентированы на римскую церковь, что и является одной из причин того, что только институт римско-католической церкви сохранил наднациональный статус. В 1623 г. патриарх Филарет даже издал специальный указ, осуждающий такую «латинизацию» молодежи. Тем не менее несколько позже, уже при Софье, иезуитский колледж был открыт и в Москве и просуществовал до переворота 1689 года.
О возникшем брожении внутри московской церкви ГДР (стр. 121) сообщает, что в 1636 г. девять нижегородских приходских священников во главе с Иваном Нероновым подали новому патриарху Иосифу челобитную «о мятежи церковном и лжи христианства», обличая леность и нерадение поповское, неуставный порядок богослужения, пение «поскору» и «голосов в пять, в шесть и более», бесчинство среди молящихся, «бесовские игрища» и т. д. Челобитчики требовали патриаршего указа о «церковном исправлении» и «бессудстве христианства», чтобы «в скудости веры до конца не погибнути».
Обратим внимание на то, что здесь официальная история Дома Романовых расходится с официальной историей патриаршества, поскольку, по ней, патриарх Иосиф был избран по жребию только в 1642 г., а в 1636 году патриархом был еще Иоасаф (I), умерший в 1640 г. («К 400-летию Патриаршества на Руси». Изд. Отд Моск. Патр., 1989 г., далее ПАТР). Ни официозное издание царской России, ни издательство Патриархата, с их тщательнейшей цензурой, нельзя заподозрить в опечатке или путанице имен Иосиф и Иоасаф.
Здесь все гораздо серьезней, ибо Иоасаф был назначен мудрым Филаретом своим преемником совсем неспроста. Этот священник занимал далеко не второе место в церковной иерархии (по ней за патриархом в то время следовали митрополиты: Новгородский, Ростовский и Сарско-Подонский) — он даже никогда не был митрополитом. До 1634 г. Иоасаф был архиепископом Псковским и Великолукским, т. е. был пастырем населения Псковской республики (принципата), независимой тогда от Московии (кроме военного времени, см. следующую главу).
Избрание Иоасафа должно было способствовать поглощению Пскова Московией. Интересно, что Иоасаф после избрания патриархом именовал себя не «Великий Государь», как Филарет, а «Великий Господин» (это республиканский титул, ср. «Господин Великий Новгород») и отказался благословить какие-либо действия против сюзерена Московии — Османской империи, связанные с азовским конфликтом 1638 году. Более того, имя этого патриарха не значилось в церковных актах, исходивших лично от Михаила Федоровича (ПАТР). Иными словами, светская власть этого Иоасафа главой церкви не считала!
Тем не менее церковная историография утверждает, что Иоасаф немедленно отреагировал на обращение «снизу» о наведении порядка в церкви, издал специальный распорядок для священников — «Память» и произвел большую работу по сличению и исправлению богослужебных книг, к которой привлек ученых иноков и белое духовенство «житием воздержательных и крепкоположительных, грамоте гораздых» (ПАТР).
И его преемник, патриарх Иосиф, в 1642–1652 гг. был не меньшим «ревнителем православия», участвуя в прениях о вере с лютеранами и ведя с ними экуменический (!) диалог (ПАТР). Правда, при этом от был несусветным стяжателем, т. е. безбожно крал из подведомственной ему церковной казны: после смерти Иосифа Алексей Михайлович, делая опись его имущества, нашел у него деньгами 13 400 рублей, много серебряных сосудов и дорогих вещей, которые не были записаны — их Иосиф «ведал наизусть» (!). Видя возвышение Никона, он боялся отставки и, по его же признанию, «денег приготовил себе на дорогу» (!) (ИРЛ, стр. 258).
Если последовательно проследить традиционную историогафию РПЦ от 1652 назад до 1441 г., когда русская церковь якобы «отвергла Флорентийскую унию Восточной церкви с папством, фактически отделилась от тогдашних униатов-греков и стала автокефальной», то все без исключения ее главные иерархи строго блюли чистоту веры и соблюдение обрядов. В 1589 г. при поставлении первого Московского патриарха Иова ни о каких различиях между московской и остальной Восточной церковью и речи не было — иначе как бы вообще другие патриархи согласились на повышение Московского митрополита до своего ранга? Когда же позже, уже в романовское время, заезжие греческие иерархи и делали замечания по каким-либо «несущественным отклонениям», тут же вносились необходимые исправления, как, например, при Филарете.
Откуда же вообще неожиданно взялось какое-либо заметное различие в богослужении между «московитами» и «греками»?
Как можно было, например, до этого не заметить самого наглядного различия — крестного знамения, которое в Московии до 1653 г. всегда, сколько оно до этого сотворялось, сотворялось только двумя перстами, а в Византии якобы уже 1300 лет исключительно щепотью? (Все дошедшие до нас изображения осеняющей руки — только двуперстные.)
Вообще говоря, троеперстие — никакой не «апостольский завет», а изобретение секты сирийских монофелитов в их полемике с армянами-монофиситами. К России оно никакого отношения не имело, а в Московию попало в то время усилиями Антиохийского патриарха Макария (см., например: Н. И. Костомаров. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Калуга: Золотая аллея, 1995, Т. II, стр. 140. Этот сирийский патриарх занимался преимущественно собиранием милостыни, причем не только в России, но и в Грузии, куда он также завез троеперстие, натравливая грузин на ненавистных ему армян).
Как можно было за 300 лет не заметить на московских храмах восьмиконечного московского креста вместо четвероконечного греческого креста Св. Георгия (этот крест, например, в Сербской Православной церкви был всегда)? Вот что пишет, например, чех Б. Таннер: «кровля церкви… осенена крестом формы совершенно искаженной — восьмиконечным» (Б. Таннер. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. М., 1891). Заметьте, это пишет чех, представитель страны, где немалая часть населения исповедует православие! И очень показательно, что среди всех, «инкриминируемых греками» обрядовых нарушений московской церкви единственное, так и оставшееся «неисправленным», — это нынешний восьмиконечный православный крест с косой планкой внизу! (Характерно, что первоначально нижнюю косую «филаретовскую» планку никоновские реформаторы тоже выпрямили, поэтому нынешние староверы именно такой крест зовут «никонианским». После низложения Никона РПЦ постепенно вернулась к «филаретовскому» образцу креста.) Эти явные нелепицы прямо говорят о том, что примерно до середины XVII в. была совсем иная история не только РПЦ, но и «греческой» церкви, и церкви как института монотеизма вообще, независимо от конфессии. И очень показательно, что среди всех, «инкриминируемых греками», обрядовых нарушений московской церкви, единственное, так и оставшееся «неисправленным» — это нынешний восьмиконечный православный крест с косой планкой внизу!