V.
Вера -- вот что составляет самую душу, движущее начало нравственной воли.
Установляя нерасторжимую внутреннюю связь этой воли с безусловным и вечным идеалом, с миром сверхопытного, недосягаемого для всех колебаний, внутренних противоречии и неразумной случайности окружающей действительности, вера отрешает волю от ограничений этой опытной действительности, ставит её выше их. Только благодаря такому отрешению от мира, данного в непосредственном опыте, возвышению над ним, воля и становится действительно творческою силою, нечто новое из себя в этот мир данных фактов вносящею, в нём способною действительно созидать. Творческая воля, как созидающая, идущая далее всего, когда-либо данного в опыте, есть сама нечто, по самому существу своему, сверхопытное, трансцендентное, никакими своими обнаружениями в сфере опыта не исчерпываемое и не осуществленное. Её природа -- трансцендентна, её родина -- мир трансцендентного, мир безусловного идеала. Без последних -- нет ни воли, как действительно творческой силы, ни воли нравственной, идущей далее "приспособления" к обстоятельствам, -- этого нравственного оппортунизма, худшего из всех, -- нет ни безусловного руководства нравственной жизни, ни религии, ни религиозного настроения!
Ничего этого не дает познающий рассудок сам по себе, -- предметное знание. Не рассудком даже, не из внешних признаков и отношений познаётся деятельная, творческая воля, но непосредственно, во внутреннем опыте18.
Рассудок сам по себе ничего не полагает, не творит, но лишь познаёт то, что ему дано, перед ним положено. Сфера его действия ограничена пределами данного опытного факта: он по природе своей реалистичен и далее познания фактов и их взаимных отношений человеческого духа вести не может. Безвольный и бесстрастный --он занят только вопросом о том, что есть, но не о том, что должна быть. Не он, поэтому, ставит воле её цели, отвечает ей на вопрос: куда она должна идти? Компетентность рассудка не идёт дальше ответа на вопрос о целесообразных средствах, дальше указания, что если воля хочет достигнуть такой-то цели (например, благополучия, спокойствия духа и т.п.), то при данных опытных условиях, она должна идти таким-то путём, им отвечающим. Руководства в самом направлении своей жизни, в постановке её целей, человек в области предметного знания не найдёт: я могу очень хорошо знать механику и оптику, вовсе, однако, не стремясь только потому к постройке машин или усовершенствованию очков. Роль предметного знания в экономии жизни, таким образом, -- только указание средств, условий целесообразности, роль служебная. Главное же -- определение самой цели -- принадлежит не ему. Это дело нравственной творческой воли, с её верою, идеалом и стремлением в сферу сверхопытного. Там же, где нет ни веры, ни идеала, ни этого стремления, -- определение цели принадлежит простой потребности, данной, как факт, подобный всякому другому опытному факту, о котором мы знаем, что он есть, но не то, что он должен быть, -- будь эта потребность добрая или злая, высокая или презренная. Оценки потребности не заключается в самом том факте, что она дана, или существует. И там, где постановка целей жизни, определение её направления предоставлено исключительно факту потребности -- там и вопрос может быть уже лишь о целесообразности -- единственная этика, которая может развиться на этой почве голого опытного знания, без веры и без идеала. Здесь, повторяем, нет места ни для творческой воли, ни для не условной морали, ни для религии и религиозного настроения, немыслимых без Трансцендентного, как нет места и для веры, упраздненной опытным знанием.