Следуя ленинскому завету, Луначарский в своих выступлениях и статьях подчеркивал необходимость союза с представителями естествознания, с теми буржуазными учеными, чьи работы можно использовать для борьбы с сохраняющимися религиозными пережитками. И мы знаем, что издательство «Атеист» (при поддержке Луначарского) в 20—30–е гг. внесло вклад не только в научно–атеистическое просвещение масс, но и в науку и культуру в целом (назовем лишь несколько работ, выпущенных этим издательством: Л. Леви–Брюль «Первобытное общество», Дж. Фрэзер «Золотая ветвь» я «Фольклор в Ветхом завете» — книги, переиздаваемые и сегодня).
…Более полувека минуло с той поры, когда развертывалась столь многосторонняя яркая деятельность Луначарского, направленная на просвещение масс, их атеистическое воспитание. Велика его заслуга в становлении общества массового атеизма. Разумеется (что вполне закономерно), не все мысли, высказанные Луначарским в 20–е гг., выдержали испытание временем, не все произведения целиком сохранили свою актуальность. Современный читатель не со всем может согласиться. И все же многое из того, что создано этим пламенным борцом и пропагандистом, живет сегодня, волнует читателя, будит, будоражит его мысль. Со страниц его произведений читателю слышится живой голос Луначарского, его слово, умное и меткое, окрыленное верой в будущее, слово, обращенное ко всем и каждому в отдельности.
Ю. Пищик
ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ РЕЛИГИИ
ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ
Товарищи, на мою долю выпало прочесть историю религии в трех лекциях. Само собой разумеется, что ни о каком полном курсе, дающем представление о самой сущности этой науки — истории религии, в трех лекциях не может быть и речи. Это чрезвычайно обширная область познания, по которой существует громадная литература, и не только на иностранных языках, — имеется большая литература и на русском языке. В нее я могу вас только ввести. Я постараюсь этот курс, который должен уложиться в 3 лекциях*, сделать введением в изучение истории религии; я хочу дать вам для этого несколько ярких картин, характеризующих наиболее важные моменты истории развития религии. Так, в первой лекции я желал бы изложить вам теорию происхождения религии, т. е. первобытного анимизма', с переходом этого первобытного анимизма в то, что называется мифом.
'На самом деле три лекции превратились в шесть, а план остался тот же.
Затем в эту же первую лекцию я хотел бы включить характерные и наиболее основные языческие религии, т. е. религии дохристианского типа, именно индусскую, иранскую и эллинскую. Во второй лекции я постараюсь познакомить вас с наиболее важными моментами развития еврейской религии и христианства вплоть до современных форм его. В третьей лекции я сосредоточу ваше внимание на пантеизме и затем на современном научном социализме, как форме миросозерцания, отменяющего прежние религиозные верования. Вот каков общий план тех трех лекций, с которыми я имею намерение выступить.
В настоящее время можно считать вопрос о происхождении религии более или менее выясненным. Современная наука дает достаточные объяснения этого явления, и если еще в области науки существует спор между отдельными школами историков религии, то этот спор для нас, социалистов, решен. Есть до сих пор люди, утверждающие, что будто бы первобытная религия дикарей представляет собой вырождение еще более первоначальной религии, которую бог сам дал Адаму или вообще первым людям2. Науке с такими утверждениями делать нечего. Тут просто обычное скопление ухищрений, которые священнослужители различных религий пускают в ход для того, чтобы оградить свои интересы от науки, которая разбивает в пух и прах их положение о боговдохновенности и божественном происхождении религиозных верований.
Существует также некоторая средняя линия — полуметафизическая школа в истории религии, которая хочет из поэтического чувства, из поэтических впечатлений, получаемых человеком от природы, вывести религиозные верования. Но и эта доктрина, которая наиболее ярко представлена Максом Мюллером3 и его школой, должна считаться совершенно ненаучной.
Что касается нас, социалистов, которые ни в какой мере не желают кокетничать с религией, не желают выдвигать религиозные верования как нечто стоящее в другой плоскости, вне развития остальных сторон человеческой культуры, то для нас подобная средняя линия неприемлема совершенно.
Антропология* выясняет с достаточной точностью вопрос о происхождении религии, причем к последнее время к этой замечательной доктрине о происхождении религии, которая была развита Тейлором в его книге «Антропология»4, — книге, которая рекомендуется к прочтению всякому человеку, интересующемуся этим вопросом, — к тейлоровскому представлению о первобытном анимизме, что было почти его открытием, присоединилось представление о еще более начальной стадии, которую можно назвать стадией страха перед трупом.
Наука о человеке.
Но, по существу говоря, при ближайшем, более внимательном рассмотрении оказывается, что страх перед трупом как основа и, так сказать, первый проблеск религиозного чувства у первобытного человека сливается неразрывно с первой стадией, т. е. анимизмом, или верой в духов, и религией становится только на стадии анимистической.
Сейчас я приступаю к простому конкретному изложению историй религиозных верований на самых примитивных ступенях развития, которые мы повсюду встречаем у первобытных дикарей, которые типичны по связи своей с нынешним развитым стройным религиозным сознанием и разоблачают его внутреннюю сущность.
У животных религиозных представлений нет, во у животных есть страх и надежда. Самой основной и серьезной для нас эмоцией является именно эмоция страха. Дарвин в своей книге о проявлении чувств у животных рассказывает, между прочим, о собаке, которая испытала величайшее волнение и ужас, когда лист бумаги, лист газеты, гонимый ветром, понесся по полю. Собака, которая привыкла считать лист бумаги существом неподвижным, при этом неожиданном для нее движении листа испытывает нечто вроде мистического страха. Что мы разумеем под словом «мистический ужас»? Когда собака боится кнута, она боится совершенно определенной вещи, она знает, что кнут может причинить ей боль, но в данном случае она испугалась чего–то неопределенного, ее испугала в данном случае эта самая неизвестность, непонятность происшедшего явления. Всякий животный организм имеет различные приспособления для реагирования на разные внешние впечатления.
Когда живое существо встречается с каким–либо явлением, то оно реагирует, отвечает на него: оно или убегает, или бросается, как на добычу, или остается равнодушным и т. п. Часто живое существо «знает», как реагировать на это: например, собака, которой дается кусок мяса, сначала понюхает его и затем начинает есть. В других случаях это живое существо «не знает», как реагировать; когда оно не знает, оно колеблется; этому колебанию соответствует чувство, могущее быть выраженным словами: «а может быть, это опасно? может быть, от этого возникает боль?», — животное не знает, с какой стороны ждать этой опасности и боли, — тогда получается тревожное чувство неизвестности. Все эти чувства мы предполагаем в животных по аналогии* с нами самими. Именно это чувство в данном случае испытывала собака Дарвина — то самое чувство, которое является родоначальником религиозного чувства.
По сходству.
Человек приблизительно разбирался в том, что может служить ему пищей, кто его друг, его враг, что такое деревья в лесу или ручей; он наблюдал явления, которые могли причинить ему боль; он понимал, что такое огонь; он знал, что нельзя ходить по воде, не умея плавать, в глубоких местах; он знал, что он может встретиться с известными ему опасностями, но очень часто, особенно в темноте, когда человек не вполне уясняет себе то, что он видит, ему должно быть просто жутко. Мы знаем, что иногда человеку в темноте мерещится то, чего совсем нет. Просто белеет береза, и ничего опасного нет, а человек начинает с напряженным вниманием всматриваться в это непонятное ему нечто, в душу его вселяется тревога — а не развернется ли из этого какая–нибудь опасность? Это роднит человека с животным, и вот это чувство тревоги перед непонятным и вызывает впоследствии то, что называется религиозным чувством.