Повторяю — это узкое суждение. К диктатуре пролетариата естественной подготовкой служит идейная гегемония пролетариата. Можно пожалуй отрицать пользу вступления в партию с.–д. союзников из интеллигенции и мелкой буржуазии, но важность широких симпатий в среде всех передовых людей и всех обездоленных к пролетариату и его знамени может отрицать только слепой. Ибо уже безусловно ясно: против всех пролетариат не завоюет и не удержит диктатуру. Вот почему идейная пропаганда социализма вещь важная. А доказательство объективной высоты социалистического идеала (не только для наемного рабочего, но для каждого мыслящего и чувствующего не испорченного классовым эгоизмом или предрассудками человека) есть прямой путь к завоеванию симпатий, путь часто гораздо более правильный и приводящий к более прочным результатам, чем парламентские услуги социал–демократии разным непролетарским группам в различных частных случаях.
Кроме того боевая способность пролетариата поднимается, когда он видит свое дело верным при свете науки, высоким при свете идеала.
Но г. Бердяев взялся за решение вопроса самым несчастным образом.
Он сильно обрушился на русскую школу субъективистов, чтобы отгородиться от неё. Для субъективистов — субъективный человеческий идеал, или идеал, выработанный разумными, критическими личностями, сам являлся самостоятельной и мощной силой, могущей выдержать единоборство со всякими там объективными законами истории. Исторический фатум сводился почти на нет, сознательная воля активных групп возводилась в вершительницы судеб. Учение ложное, взгляд поверхностный. Г. Бердяев критиковал его, указывал на ничтожность субъективных идеалов в борьбе с действительностью. Нет, он не хочет строить свое понятие добра, обосновывать свои ценности на шатких опорах личных и групповых пристрастий и антипатий. Идеалы, создаваемые людьми, суть только желания различных групп, бой решается не красотой знамен, а числом и социальным весом борцов. Но над борьбою людей и их групповыми и классовыми идеалами — сияют вечные звезды объективных, обязательных ценностей. Нравственные истины эти не были изначала известны и ясны, как и априорные законы логики. Но как последние — они не измышляются. а открываются, как последние — они формально обязательны для нравственного мышления, чувствования и поведения. Совершенно естественно, что г. Бердяев, в первой своей книге схватившийся за кантианскую объективность, чтобы вылезть из «болота» человечески–относительного, потом покатился по наклонной плоскости, как камень с горы, подпрыгивая на колдобинах, и докатился до явного мистицизма с личным Богом, как великолепным, надежным стражем и источником объективной истины, прежде всего нравственной конечно.
Субъективисты были неправы, противопоставляя героев толпе, идеи–силы — стихиям. Но ошибку их исправить было не так трудно. Как ни как, а человек сам мастер своей истории, говорили субъективисты. И это верно. Но свою историю человек творит в борьбе с природой, во первых, слепо, бессознательно — во вторых, разбитый на враждебные нации, классы и т. д. — в третьих. Конечно, социальный процесс становится все более сознательным, но еще очень далек от того, чтобы сознание приобрело в нем не то что решающую, а хотя бы очень влиятельную роль. И так это будет вплоть до уничтожения классов. Даже в пролетарской борьбе сознание играет скромную роль акушерки при родах, — облегчает то, что совершается помимо неё, чего в существенном изменить невозможно. Марксизм предвидит эпоху торжества разумности, но для капиталистического общества устанавливает несомненную зависимость человека от объективных законов экономического развития, к счастью ведущего к дверям новой жизни, царства свободы.
В борьбе, формы которой продиктованы жизнью, люди создают себе идеалы, являющиеся отражением их социального положения в обществе не ими определенном, по стихийно навязанном им всем прошлым. Эти идеалы выражают чаяния народов, групп и классов, их корень — социальное положение их носителей, — общественные недуги, которыми они страдают. Но классы могут занимать в обществе различное положение. Они могут быть прогрессивными и застойными, т. е. интересы их могут совпадать или не совпадать с прогрессом техники и переворотами, которые этот прогресс должен вызывать. Также точно и все общество может переживать упадок, застой или развитие, может быть даже бурное развитие техники. Тут то, в этом объективном факте, так сказать, общественной физиологии, прогрессе или регрессе техники, экономическом развитии или экономическом распаде, приближении к господству над природой или удалении от него — лежит для марксиста объективный критерий оценки идеалов. Наивысший идеал для экономического материалиста а priori должен быть идеалом наиболее передового класса в возможно быстро развивающемся обществе. Или: передовой класс экономически цветущего общества является носителем наиболее жизненного, сильного, светлого идеала. Объективное положение пролетариата а priori говорит экономическому материалисту, что он есть носитель самого живого, энергичного и яркого жизненного идеала, или должен стать им, ибо «бытие определяет мышление».