Встать с колен. Дерзать. Всевозможно человеку. Быть может смерть, быть может апофеоз. Быть может «пан», быть может «пропал». Физику и биологию нужно изучать «толпе», чтобы пользоваться ими, но физика и биолога, напяливших на себя поповскую рясу, взгромоздившихся на церковную кафедру и вещающих «откровенные» истины о необходимости для человека быть скромным в своих желаниях и сообразоваться с порядком, диктуемым самим Универсальным разумом, — таких физиков и биологов гнать палками из храма свободы и развития.
Мне кажется ясным, что тенденции этического, эстетического и научного космизма, как религии, ставящей перед человеком нового нечеловечного бога, — вредны, консервативны. Напротив того, религия вида человеческого, веры в себя и братьев, любовь к грядущему, все более гармоничному и могучему типу человека — есть сила революционная, формирующая и закаляющая души и спаивающая их вместе.
Глава V. Очерк развития еврейской религиозности
***
Народ еврейский по общему признанию был религиозно одареннейшим народом. Для нас это означает: народом наивысшей прочности инстинкта жизни. Тяжелые условия, в которые был поставлен Израиль, вынудили его, ради сохранения своего существования и самосознания, пуститься в своеобразные и грандиозные спекуляции, отделить свою жизнь от себя, отослать ее на небеса и возвеличивать там в меру унижения своего, всякий раз беря на себя вину за свои страдания и очищая от неё своего бога, этот закон грядущих, лучших дней.
Так как еврейская политическая и внешне–культурная жизнь была раздавлена благодаря соседству великих завоевательных держав, то интеллектуальное, моральное руководство перешло к революционным или полуреволюционным вождям боровшегося с культурой мелко–собственнического простонародья. Грехом, сгубившим Израиль, бесспорно были признаны попытки аристократии идти по пути светской культуры, неразрывно связанной для того времени с хищническим накоплением богатства и эксплуатацией. Если бог когда–либо простит народ свой, то только разве за заслуги бедняка, долготерпеливого и верного раба своего.
Иудейство не только создало из своего жизненного инстинкта божество, до тех пор неслыханное по своему могуществу, оно не только превратило его в Бога, карающего грехи, но имеющего в виду когда–то простить и утешить бедное, виновное человечество, — оно еще придало ему черты сторонника демократии, бедноты. Все это сделало из Иеговы идеального бога страдающей «черни» всего мира. Он и стал им после христианского оязычения, христианского приспособления иудаизма к понятиям и чувствам эллиноримского мира. И чернь оказалась достаточно сильной, чтобы навязать свою религию господам. Господа же, увы, оказались достаточно сильными, чтобы, стакнувшись с жречеством новой религии, свить из неё новое вервие для бедняка. Wolthet wird Plage. Вся эта история представляет глубочайший исторический и религиозный интерес.
Уже восторженные хвалы одних и ругательства других против создания великих Иорданских пророков доказывает культурную важность его.
Дармштетер, характеризуя иудаизм, говорит: «Они (пророки) провозгласили право силой, они сделали идею фактом, перед которым отступают все другие факты, Они нашли всем жалость ко всем обездоленным, месть против всех угнетателей, мир для всех народов. Силою веры своей в справедливость они породили её движение в истории человечества».
И в другом месте еще более восторженно: «Они (пророки) учили жить не апеллируя к райским надеждам. Они учили, что без идеала будущее висит перед народом, как лохмотье, и что идеал этот не завоевание, не могущество, но высота души и пример наилучших нравов и законов. Среди бурь и гроз настоящего они нарисовали на небе радугу исполинской надежды, лучистое видение лучшего человечества, свободного от зла и преждевременной смерти, не знающего ни войн, ни угнетения: тогда божественная наука наполнит землю, как воды наполняют чашу океана. Мечта, ставшая теперь мечтою многих ученых».
С другой стороны Ницше гремит против евреев: «Чтобы мочь говорить «нет» всему, что представляет собою на земле восходящее движение жизни, удачность, мощь, красоту, самоутверждение, ставший гением инстинкт ressentiment должен был измыслить себе тут другой мир, откуда это утверждение жизни являлось бы нам, как зло, как негодное само в себе. По психологическому подсчету еврейский народ есть народ самой упорной жизненной силы, который, будучи поставлен в невозможные условия, добровольно, из глубочайшего благоразумия самосохранения, принимает сторону всех инстинктов декаданса, — не как подвластный им, а потому, что он угадал в них мощь, с помощью которой можно отстоять себя против «мира».