Библейский дух и религия труда
Библейский дух в истории выступал больше со стороны скрывавшейся в нем жажды справедливости, чем со стороны жажды мощи. Бог есть справедливость, он противник хищных богачей, сторонник бедных собственников, друг равенства. Поэтому он дарует победу добронравным, умеренным и трудолюбивым представителям низов общественных над развратными, великолепными, гордыми, бога забывшими верхами. Эта концепция многократно делала Саваофа вождем революционного крестьянства. Через все средние века тянутся отдельные попытки протеста против заносчивости эксплуататоров, как церковных, так и светских. В кипучем и многообразном движении реформации мы видим многочисленные секты, опирающиеся на библейские традиции и пошедшие дальше прислужника князей Лютера.
Томас Мюнцер настоящий потомок Илии, несомненный и подлинный пророк. Конечно, неимущие не находят в Библии той опоры, что мелкие собственники. Они с большою любовью обращаются к коммунизму первоначального христианства. Так это было и во время великого пуританского движения. Но главная масса революционных сил Англии целиком черпала вдохновение в пророческой идеологии. Иегова восстал на богатых и знатных я поразил их. Однако не менее круто расправился он и с коммунистами–левеллерами. Иегова бог справедливости мелко–собственнической.
Жан–Жак Руссо был также пророком в духе Библии. Жажда справедливости — это центр его социально–философского мышления. Он громит культуру наподобие Илии, он устанавливает народоправство, в котором Сальвадор, еврейский философ XIX века, справедливо находит отзвуки еврейской «идеальной» демократической конституции, как она выразилась в институтах Моисея. (Сходка народная, добровольно принимающая или отвергающая даже предложения самого Бога, которые после принятия становится уже категорически обязательным законом). Не культура, а мораль, не прогресс наук, искусств, а равенство, не растущая как снежный ком собственность ростовщика, а трудовая собственность буколически очерченного крестьянина.
Великая Революция была далеко не одной только революцией промышленно–торговой буржуазии, расправлявшей свои выросшие, застывшие на прокрустовом ложе старого режима члены, это была революция мелко буржуазная, и прежде всего крестьянская. Якобинцы, хотя любили на манер жирондистов пощеголять в тогах римских трибунов, не могли закрыть их пурпуром свои пророческие одежды. Робеспьер не мог забыть Иегову. Даже беспощадный дух террора носил в себе черты библейского фанатизма: истребляйте, истребляйте грешников, говорит Господь, чтобы мог спастись народ мой.
Иеуи и Ионадабы, рехабиты, жесткие, огнепламенные Елисеи, ожили под платьем а la française. Упоминавшийся уже нами Сальвадор не без основания видит в принципах революции торжество иудейского пророчества. «Долго боролись пророки с Ваалами, Зевсом, Христом, — наконец они видят приближение своего идеала. Великому Парижу протягивает руку несчастный Иерусалим».
Впрочем, до осуществления идеалов было еще далеко. Как всегда и всюду, уравнительное землепользование, эгалитарный парцелляризм, которого склонны были требовать ревнители и праведники, не привился. Само крестьянство не шло на него, зажиточное по крайней мере. Стихия капитала, никогда еще не имевшая перед собою таких манящих горизонтов, как теперь, никогда еще не чувствовавшая столько живой силы в своих мускулах, перешагнула через головы ревнителей, и Сатана с его кличем: «обогащайтесь, подымайтесь, завоевывайте», — вновь победил бога–справедливость.