То же и Геракл, имеющий много точек соприкосновения с первоначальным арийским спасителем — человеком, хотя и освобождает Прометея, хотя и торжествует над стихиями и самой смертью, но на Олимп проникает только в качестве какого–то челядинца. Только туманные слухи бродят, что некогда он унаследует Крониду. Большинством эти слухи с негодованием отвергаются.
Так то примирение добровольно–склонившегося перед законом человека торжествует. Это религия аристократии, упрочившегося, узаконенного общества. Демократия по–видимому не в силах была противопоставить активной, живой религии.
Однако в указанных нами пределах эллины развили высший тип человека (классический), гармоничный и прекрасный, хотя и слишком примиренный и «довлеющий себе». В истории греческой религиозности вплоть до апогея идеала аристократической тенденции — Аполлона и Дианы, мы видим историю роста человека.
Аполлон был первоначально пришлым богом, но его оригинальные черты: бог–воин, бог–прорицатель, бог–свет, давали пищу чисто эллинскому творчеству. В 6–м веке дельфийская греческая корпорация — носительница Аполлона, в союзе со Спартой, нашедшей в нем свой идеал, торжествует в религиозном мире. Боги окончательно теряют свой стихийный характер, становятся богами идеальными, богами созревшего эллинства.[39]
«Что такое Аполлон, как не воплощение дорийского гения? — говорит Ренан: — в его культе нет ничего мистического, ничего оргиастического, ни капли того дикого энтузиазма, которым отличались культы фригийские (Дионис). Враг земледельческих ремесленных богов пелазгических (а может быть просто демократических? А. Л.) этот идеальный дорийский тип считает единственной своей задачей: месть, покровительство, наказание — вот его труды, иные ниже его достоинства. Что такое рядом с ним сестра его, Артемида, как не женское воплощение того же гения? Это дорийская девушка, ставшая равной мужчине благодаря мужскому воспитанию, чистая, гордая, госпожа над собой, не желающая другого покровителя или господина». «Физические феномены, — продолжает Ренан, остаются только канвою: человечность окончательно одержала верх».
Аристократу было, конечно, сравнительно гораздо легче дойти до религии себедовлеющего гармоничного человека. В цветущую эпоху он сознавал себя руководителем своего государства по праву: в жизни государства находил силу отвлекающую более или менее от мыслей о смерти. Но эти мысли должны были убить в его душе все сильное по мере того, как рушились его надежды на социальный космос. Вопросы бессмертия личной души должны были выступить тогда на первый план.
Если рабы еще не говорили своим религиозным языком, то вероятнее всего, что именно средний класс — земледельцы, свободные граждане «демократических государств», вроде Афин, склонились от Аполлона к другой религиозной системе, заимствованной у варваров. «Олимпийские боги, — говорит Ренан,[40] были хороши лишь для аристократа. Ни одной морщины на челе их, ни луча печали; природа человеческая, рассматриваемая схематически с её благородной стороны; с горем не считаются. Но страдающие хотят, чтобы и бог их страдал с ними».
Появление бога тоскующей жизни, бога пьяного дифирамба, странного Вакха–Диониса, вызвало замешательство в эллинском культурном мире. Но он слишком влек сердца, пришлось примириться. Впрочем, Рим у себя сломил вакханалии свирепыми массовыми казнями «заговорщиков».
Религия Диониса была богата «тайнами». Здесь обещалось слияние смертного человека, хотя бы не надолго, в экстазе оргии с бессмертной, бьющей безумными силами природой. Здесь заговорили об очистительном страдании, об иной жизни. В тайне прорастания лозы видели залог бессмертия. Крепкие, старые меха олимпийской культуры едва выдерживали напор забродившего молодого «духовного вина», Отчаяние смешивалось со смутной радостью, смерть боролась с жизнью. Эти начала в дальнейшем своем развитии погубили Олимп, погубив и первоначальных своих носителей: Аполлон и Дионис одинаково были объявлены диаволами.
Разрыв гармонии
В древнейший период греки, столь любившие жизнь, относились к смерти с естественным страхом, не парализовавшим, впрочем, отнюдь их военное мужество. Гомер сохранил многочисленные свидетельства о первобытном аде эллинов. Он очень похож на Шеол евреев, безотрадное скучное место, где нет жизни, а есть какое–то смутное, кошмарное прозябание душ.
39
У римлян эта черта выступила еще яснее. Цицерон в книге «О законах» говорит: «Следует почитать богами и такие качества, как Благоразумие, Доблесть, Благочестие, Верность: им следует воздвигать храмы, но никак не порокам».