Князь Московский имеет под своей рукой многочисленных князей провинций, весьма могущественных (Провинции и князья.). Среди них не последним является и убеленный сединами брадатый старец, коего император рутенов отправил в качестве посла, посетившего вначале Твою Светлость, а затем в Испаниях Его Цесарское Величество. Всякий раз, когда требует военная необходимость, он обычно выставляет своему императору тридцать тысяч конницы[54]. Есть и другие князья, располагающие немалой военной силой. Замечательно и заслуживает высшей похвалы у них то, что всякий из них (Сколь послушны наместники провинций своему императору.), как бы ни был он знатен, богат и могуществен, будучи потребован [великим] князем хотя бы через самого низкого гонца, тотчас спешит исполнить любое повеление своего императора, яко повеление Божье, даже тогда, когда это, казалось, сопряжено с риском или опасностью для жизни. Более того, величайшим проступком и бесчестьем считается у них, если кто-то по своей воле не услужит во всем [своему] герцогу. И напротив, весьма славна в муже покорность [государю]. По этой причине за короткое время [великий князь] может собрать двести или триста тысяч или иное огромное число [ратных людей][55], когда он намеревается вести войско против своих врагов (Сколь великое войско могут они вывести в короткое время.) — татар, каффского царя или кого-то другого. Словом, нет другого народа более послушного своему императору, ничего не почитающего более достойным и более славным для мужа, нежели умереть за своего государя (У них также почетно умереть за государя.). Ибо они справедливо полагают, что так они удостоятся бессмертия[56].
С таким сильным войском из конницы, подобной рою пчел, они часто одерживают решительные победы над турками, татарами и другими народами. И тогда, когда цесарь Максимилиан вступил с ними в союз, они вели войну с королем Польским. Поскольку они постоянно воюют, постольку они постоянно становятся искуснее в военном деле, как в обороне, так и в наступлении. (Военное умение.) Прежде, подобно парфянам, они одерживали победы, действуя больше отступательным, нежели наступательным образом, забрасывая [врагов] стрелами из луков; теперь же они стали искуснее во всех видах войны наступательной и оборонительной, применяют медные орудия, именуемые бомбардами, расставляют удивительной величины строи с обычной [для них] старательностью. Главное же, как утверждают многие историки, московиты никогда не наслаждались благами мира, и, если бы их страна не была хорошо ограждена природой и местоположением, есть опасность, что они многократно уже были бы завоеваны.
Язык их весьма похож на богемский (язык), хорватский и славянский[57] и столь близок [языку этих народов], что славянин мог бы совершенно понять московита, разве только, по мнению некоторых, у московитов более жесткий и грубый выговор. Ведь, как сообщают историки, славянский язык получил имя от смешения, которое произошло в Вавилоне во времена "сего сильного зверолова" Нимрода, [как он назван] в "Бытии"[58]. Впрочем, не могу довольно надивиться тому, что хотя между Далмацией и Московией расположена Верхняя и Нижняя Паннония, однако венгры не имеют ничего общего с московитами также и по языку. Почему и существует предположение, что некогда сей народ [московиты] был разделен на легионы и из Далмации переселился туда; по этой причине также Волатеран утверждает, что язык рутенов есть полудалматский[59]. Как бы то ни было, несомненно, что у богемцев, хорватов, далматов и московитов язык сходствует — это мы выяснили у твоих переводчиков, которых ты держишь при себе во дворце, когда наведывались к ним. В самом деле, хотя эти переводчики родом хорваты и далматы, и никто из них никогда не ездил к московитам и не жил у них, однако, когда встретились с ними, смогли понимать их речь.
54
Это утверждение Фабри, не называя его по имени, фактически опровергает Герберштейн в следующей информации о после к императору: "Последний — Иоанн, по прозвищу Посечень, который от имени своего государя был послом у цесаря Карла в Испаниях и вернулся с нами. Он был настолько беден, что взял взаймы, как мы знаем наверное, на дорогу платье и колпак — это головной убор. Поэтому сильно ошибся тот, кто писал, будто он может при всякой надобности послать своему Государю из своих владений или отчины тридцать тысяч всадников" (Записки о Московии. С. 154; см. также:
55
Так как, — писал в этой связи В. О. Ключевский, — приведенные показания заимствованы прямо или посредственно из рассказов русских, то эти, без сомнения, преувеличенные цифры легко объясняются понятным желанием рассказчиков выставить в выгодном свете военные силы своего отечества" (Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1991. С. 66).
По данным С. М. Середонина, численность русского войска в этот период составляла около 110000 человек. С этой цифрой считал возможным согласиться А. В. Чернов. См.:
56
О беспрекословном послушании и почти религиозном поклонении московитов своему государю ср. у Герберштейна; "Они прямо заявляют, что воля государя есть воля Божья и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничьим Божиим и вообще веруют, что он «вершитель божественной воли" (Записки о Московии. С. 74).
57
"Славянским языком" называет писавший во второй половине XVI в. Поссевино язык Южных славян, в частности обитателей Хорватии и Боснии. "Они [московиты] не знают славянского языка, хотя он настолько близок к польскому и русскому, что тот священник, славянин по национальности [Дреноцкий, уроженец Загреба]... "; и чуть ниже: «Ведь переводчик этого "Диплома" на славянский язык не знал особенностей Русского языка, но составил какую-то смесь из боснийского и хорватского языков»