Она шагала по тёмному коридору и слышала, как из полумрака доносился омерзительный хруст костей, который с треском разрывал тонкую кожу, будто струящийся шёлк по швам. Во рту ощущался солёный привкус крови, а в ноздри просачивался густой запах гнили. В запястье врезался кожаный ремешок, который Камелия никогда не снимала, и оставил на коже красный взбухший рубец. В маленькое окошко, отбрасывающее свет на пол, билась сорока. Она ударялась крыльями о стекло, падала и вновь взлетала, вздымая столб пыли.
Тяжесть сковала грудь, и Камелия не могла вздохнуть. Немой крик, бьющейся в ней бешеной птицей, застрял между рёбер, как будто в прутьях железной клетки, и шёпотом слетел с губ. Она попыталась позвать на помощь, но тишина поглотила голос и каждый вздох причинял боль, будто лёгкие обвило колючей проволокой. В темноте блеснули чьи-то глаза.
Камелия разомкнула губы, чтобы закричать, и нутро обожгло страхом.
- Птичка, родители уже ждут тебя на ужин, вставай, - низкий голос вырвал Камелию из сна, и кто-топотряс её за плечо. Камелия вздрогнула и открыла глаза: миссис Крофтон тёмным размытым пятном нависла над ней.
На спинке стула висело чистое платье.
Камелия отвела взгляд и приложила руку к груди: сердце гулко билось под ладонью. Из горла вырвался кашель.
Глава I. Ночь придёт, и тьма грядёт
Дни шли за днями, и состояние Камелии ухудшалось. Берта и Джереми не могли понять, что случилось с их дочерью. Она увядала, словно роза, накрытая стеклянным куполом. Тонкая белая кожа, как у фарфоровой куклы, с прожилками голубых вен пугала родителей. Камелия надевала пышные платья с тугими воротниками, скрывающие тонкую шею, и длинные перчатки до локтя. Она выходила на улицу с кружевным зонтом, под которым можно было спрятаться от лучей солнца и назойливых глаз прохожих. Кашель раздирал грудь, а ноги с трудом передвигались по тенистой аллее, будто путы сковывали щиколотки и тянули к земле.
Камелия по-прежнему ходила с отцом на кладбище и наблюдала за господством смерти, а вечером рассказывала матушке о синих огоньках, витающих в воздухе. Они были так похожи на светлячков. Берта невольно вздрагивала и вспоминала зловещий год, когда земля была усыпана зелёными яблоками. В памяти отпечаталась примета, гласившая, что в урожайный год рождаются дети тени. Прислужники дьявола. Берта не хотела верить в эту чушь, которую породили слухи невежественных старух на рынке. Угольный дым окутывал Лондон, а земля пропитывалась очистками и грязными отходами. Урожая с каждым годом становилось всё меньше, а в приметы верили всё больше. Люди подхватывали легенды, и они как свора бездомных псов неслись по улицам Лондона. Джереми предпочитал верить только в Бога.
- Дорогой, тебя не смущает, что Камелия видит их?
- Берта, мертвецы не выходят из могил и не превращаются в светлячков, - мистер Говард покачал головой и укорительно посмотрел на жену. - Тебе следовало читать ей меньше сказок в детстве, ведь я говорил, что ничего толкового из этого не выйдет. Было бы больше пользы, если бы она вышивала каждый день.
Камелия стала меньше есть и больше спать. Шоколадный пудинг уже не казался таким вкусным, а мысли тянулись как патока. Миссис Говард приказала обставить спальню дочери цветами. Жардиньерка с глиняными горшками, откуда ниспадали папоротники, стояла у окна. Стены украшали шиповник, жасмин и ирисы. В комнате витал цветочный запах, и Камелия, просыпаясь, чувствовала, будто находится на залитой солнцем поляне.
Родители были не в силах понять, какая болезнь одолела Камелию. Она улыбалась как прежде, сидела у камина, слушая, как потрескивают сухие поленья, и иногда ходила на рынок вместе с миссис Крофтон, теряясь среди женщин и мужчин, которые носили на головах корзины с овощами и фруктами.
Возвращаясь к полудню, Камелия садилась за стол, и чета Говард обедала в тишине. После еды у Камелии часто начиналась лихорадка. Тело сотрясала дрожь, а щёки покрывались неестественным румянцем. После очередного приступа миссис Говард уговорила мужа пригласить в дом травницу. Тайком, чтобы их особняк не оброс новыми слухами.
Болезнь можно вылечить, но если играешь с дьяволом, как иногда казалось Берте, когда она смотрела в отрешённые глаза дочери, - лекарство найти куда сложнее. Вечером, как только сумерки сгустились над улицей Чип-Сайд, порог дома перешагнула Агна. Длинная юбка касалась пола, а руки, увешанные железными браслетами, придерживали плетёную корзинку, которую она прижимала к груди. Чёрные, как уголь, волосы едва прикрывали плечи.
Агна теребила пальцами кончик крючковатого носа, и Камелия видела в ней хищную птицу. Широкие синие рукава напоминали крылья, а нос - клюв. Камелия не доверяла этой женщине и не хотела, чтобы её осматривали, но противиться воли матери не могла, особенно когда за её строгим взглядом скрывалось беспокойство и даже страх. Травница попросила миссис Говард покинуть залу и захлопнула дверь. Она положила в чашу шалфей и занавесила окна муслиновыми шторами. Комнату озарил дрожащий огонёк свечи.