Высшая цель суфизма — мистическое соединение с богом достигавшееся с помощью джахpа сближало это течение ислама с различными доисламскими верованиями. Суфийские радения джахpы, в ходе которых его участники доводили себя до экстатического состояния путем повторения определенных “священных” фраз или имен бога часто походили на шаманские камлания. В джахpах среднеазиатских суфийских братств нередко использовались ритмичные движения под музыку и различные трюки (например, с раскаленным железом), очень близкие обрядовым действиям тюрко-монгольских шаманов, поэтому предусмотренный софийской обрядностью экстаз вполне мог восприниматься золотоордынскими кочевниками в духе древних шаманских традиций. Следовательно, первопричиной вызвавшей близость обрядовой практики среднеазиатского суфизма и тюрко-монгольского шаманства вполне можно назвать мистический характер этого течения ислама, допускающий общение со сверхъестественными силами посредством достижения состояния “божественного экстаза“71.
Однако при всем этом, суфизм несомненно являлся своеобразным катализатором распространения ислама, доказательством действенности которого была успешная миссионерская деятельность среднеазиатских шейхов в Золотой Орде. Мусульманство в Улус Джучи проникало главным образом благодаря деятельности суфийских проповедников, поскольку распространение ортодоксального ислама в Улусе Джучи было затруднено кочевым укладом жизни, мешающим соблюдению шаpиата и созданию необходимых религиозно-культовых сооружений. Большое значение имело и то, что мистически настроенные суфийские шейхи и дервиши нередко осознано включали в комплекс своего вероучения религиозно-бытовые традиции кочевников, проповедовали и создавали религиозную литературу на тюркском языке, признавали право женщин на участие их совместных молитвах и джахрах, поэтому ислам, проповедуемый ими был более жизнеспособен в кочевой степи. Таким образом, специфика исламизации Улуса Джучи заключалась в том, что среднеазиатский суфизм, придавая многим традиционным тюрко-монгольским верованиям мусульманскую форму, вовлекал в процесс исламизации все новые и новые кочевые племена, и тем самым существенно раздвигал границы влияния “закона Мухаммеда”.
§ 5. Мусульманская конфессия и тюркские этнополитические общности эпохи распада Золотой Орды
Религиозная реформа хана Узбека имела серьезные последствия для дальнейшего исторического развития Улуса Джучи. С одной стороны, широкое распространение ислама в первой половине XIV в. приводит к тому, что надэтническая конфессиональная общность, осознаваемая как принадлежность к исламскому миру, приобретает важное значение для формирования национального самосознания тюркоязычных народов, возникших в рамках единого этносоциального организма Улуса Джучи. С другой стороны, наряду с процессом конфессиональной интеграции тюркских народов, во второй половине XIV — начале XV в. в Золотой Орде начинает набирать силу тенденция к политической дезинтеграции, отразившаяся в образовании независимых тарханных владений, которые вскоре трансформируются в самостоятельные ханства и орды.
Неоднозначный характер этнополитических процессов, происходивших в это время Золотой Орде, отразился в диаметрально противоположных оценках последствий реформ хана Узбека. По мнению Р. Г. Фахрутдинова, период расцвета Золотой Орды, связанный с правлением ханов Узбека и Джанибека, приводит к тому, что к концу XIV в. складывается “вполне определенный этнос, почти сложившийся в народность со всеми своими известными атрибутами“72. Таким образом, у исследователя не вызывает никаких сомнений необратимость последствий реформ хана Узбека, а последовавшая за периодом расцвета эпоха ослабления и упадка Золотой Орды оценивается как результат целого комплекса разнородных причин, приведших к крушению империи.