В прошлом крупный философ, а ныне редкий зануда и критик всех действий Дана, да и Совета в целом, Гелеров на провокацию не ответил, увернулся:
— Демократия, демократия и еще раз демократия! Ничего лучшего мир не придумал. А вы подчиняетесь диктатуре!
Халиль, потерявший в битве с разгуляйцами половину кишечника и три ребра, снова перегнулся через перила, пригрозил:
— Подскажу-ка Дану, чтобы тебя за ограду на денек выставил. Вдруг вылечишься?
Молодой караульщик прыснул, Гелеров обиделся, отошел в сторону. Халиль принял новое сообщение, что бой уже идёт, крикнул об этом вниз — площадь затихла. Лада вернулась в больничное помещение, проверила готовность операционной, заставила сестру зарядить автоклав перевязочными средствами, придралась к фельдшеру…
Опомнилась, прикрикнула на себя: «Не суетись! С ним всё будет в порядке. Бог уже забрал у тебя родных, не станет же совсем сиротить, не настолько он жесток…»
Раз в год, в дату Катастрофы, супруги поминали покойных. Если Лада хотя бы знала, что отец с матерью улетели с Земли, то муж потерял своих в бытность подростком — те просто исчезли в космосе. Неизвестно, когда и почему, как и остальные триста пассажиров каботажного рейса Земля-Венера.
Наверное, Дан натосковался в сиротстве, если каждую свободную минуту уделял дочерям, при любой возможности дарил родительскую ласку — таскал на руках, возил на себе. И жену не забывал погладить по бедру, перехватить и поцеловать руку, пока та подавала чай или бутерброд. Тем страшнее становилось Ладе, когда неумолимый долг призывал вождя идти навстречу смертельной опасности.
Как сейчас, в битве с регрессорами…
Бойцы стаскивали трупы врагов в одно место, чтобы потом раздеть и захоронить в одной могиле. Бросать непогребенное тело — создавать проблемы на будущее. Отведает человеческой плоти какая-нибудь хищная тварь, разохотится и станет людоедом. Проще и надёжнее зарыть.
Вождь дождался, когда Здравко подвёл итоги, подошёл с докладом:
— Побили сорок человек. Трое-четверо ушли. Гнаться нет резона, наши кони устали, а у них свежие и на подмену есть. Потери: один убитый, семеро раненых, трое тяжело. Пленные: четверо, два воина и женщины, похожи на сообщниц. Трофеи приличные, сейчас подсчитывают.
Дан заинтересовался пленными. Толстый и сильный мужчина по имени Прокоп оказался в сильном наркотическом опьянении. Второй, молодой и тощий, весь в татуировке, представился Эфраимом:
— Я племянник князя Маргила… За меня вам такая месть будет! Всех спалят, всех в рабство обратят!
Ни одного разумного слова не сказали и пленные женщины, то ли фанатички, то ли одурманенные. Только плевались, изрыгали проклятья, и грязную ругань. Единственное, что удалось понять — Маргил продолжает расширять свои владения. Этот отряд шел с целью нахватать пленников, собрать сведения, изучить дорогу для наступления крупными силами.
— Не миновать нам генерального сражения, командир, — вождь сделал неутешительный вывод, — а жаль.
Здравко пожал плечами:
— Так выбора нет, жалей, не жалей. Готовиться надо. Нам бы оружия, а бойцов — хватит. — Он просительно глянул на Дана, — Может, пора посылать поисковиков на птеране, пусть заберутся подальше?
— Поговорим, — тот отложил вопрос, поднялся, сделал знак денщику, вскочил в седло.
Убедившись, что поле битвы прибрано, могила вырыта, Дан приказал:
— Пленных прикончить, — а на недоумённый взгляд Здравко уточнил, — вместе с женщинами.
Войсковой командир подумал: «Какая глупость! Если среди пленных — родственник главного бандита, что за прок в тупом убийстве? Эфраим может оказаться ценной картой в переговорах». Мысль показалась разумной, зато приказ вождя — опрометчивым. Здравко возразил:
— Зачем? Оставь племяша. Для обмена пригодится.
Дан укоризненно посмотрел на серба, сказал негромко, чтобы не слышали бойцы:
— Донесения разведчиков не только читать, но и помнить надо. Нет у Маргила такого родственника. А был бы, так менять не на кого, — и добавил, увидев понимание в глазах командира, — выполняй!
Здравко передал распоряжение, проследил за исполнением. Когда братскую могилу зарыли и завалили камнями — надёжно, недоступно для крысобак — он тяжело вздохнул. Вождь прав. Эти враги выглядели страшнее всех зверей, безжалостнее любых природных катаклизмов. Фанатики. Пленных они пытали, пока те не принимали их веру. А затем всё равно убивали, как велела эта самая вера.
Войско ушло вперед. Серб смотрел на невысокий каменный курган, прокручивал в голове свою жизнь, которая началась в мирном сытом Загребе. Он, добрый и наивный мальчишка, выжил в чудовищно искорёженном мире, но чего это стоило? Катастрофа изувечила Землю, животных и растения. Изувечила людей. И его тоже не пощадила. Как он превратился в бойца, который убивает других, чтобы не убили его? Почему он подчиняется приказам Дана? Зачем?