– У Кроули был даже парализатор.
– Вот! У нас тоже есть. Кстати, ты давно разговаривал с дэдди?
– С отцом? – Ясен наморщил лоб. – Дня четыре назад. А что?
– Твоему отцу доверили испытать самый большой спейсер «Варяг». Ему больше тысячи лет, я имею в виду спейсер, а летает как молодой.
– Мой отец… пилот спейсера?!
– Не пилот – драйвер-прима, главный опер. Конечно, он не один там, на борту, за ним присматривают наши девчонки, но всё равно здорово. Хочешь, свяжись с ним и поговори.
– Свяжусь, – пробормотал Ясен, ошеломлённый новостью.
– И ещё маленькая деталь: из нома побежали тараканы. Представляешь?
– Тараканы? Насекомые? Ты серьёзно?
– Ну да, Лика сказала. Они у нас чуть ли не в каждом доме живут, ничто их не берёт, ни химия, ни физика, а тут вдруг раз – и все побежали куда-то, исчезли. Как ты думаешь, к чему это?
Ясен нахмурился.
– Плохая новость. Боюсь, нас ждёт новая катастрофа.
– Я тоже об этом подумала. Что будем делать? Не сидеть же здесь и ждать, когда мамми решит нашу участь.
– Где твой отец?
– Здесь я, – неожиданно раздался голос из-за двери, и в комнату быстрым шагом вошёл озабоченный, с серым уставшим лицом Горан Милич.
Вместо лонга на нём был необычный костюм дымчатого цвета, начинавший плыть при каждом движении, и Ясен понял, что костюм непростой, в него встроена система маскировки, включённая в дежурный режим.
Отец Истомы обнял дочь, тряхнул руку гостю.
– Ребята, у нас проблемы.
– Псевр? – спросила Истома небрежно, давая понять, что они в курсе событий.
– Если бы только псевр. – Горан пристально заглянул в глаза Ясену. – Ты готов к Игре?
– В каком смысле? – пробормотал землянин.
– Игру надо остановить! В таком виде, в каком она развивается, она проводиться не должна. Многие Игроки пытаются выиграть любой ценой, не считаясь ни с чем. Тем самым они тасуют запрещённые реальности, нивелируя смысл Игры как развитие Жизни. Ложь, обман, предательство – неправильные ходы!
– Я понимаю…
– Вижу, не совсем. – Горан повернул голову к двери. – Зайди.
В комнату вошёл разидей Алонсо, на лице которого было написано смущение.
– Прошу прощения, сеньоры и сеньориты, но меня перехватили по дороге.
– Объясни ему, к чему могут привести неправильные ходы Игроков.
– Ну, прежде всего они ведут к аннигиляции позитивных мод Игры, к распаду игрового пространства, в том числе и на физическом уровне. В данном случае трансферабельность эволюции играет отрицательную роль, если качественно новые высокоорганизованные структурные формы материи используют низкоэнтропийные формы социальной организации. Я имею в виду ложь и предательство.
– Что такое трансферабельность? – спросила Истома. – Переведите.
– Эволюционная открытость, – ответил Горан. – Использование низкоэнтропийных структур в следующих шагах эволюции Вселенной.
– Понимаете, Метавселенная Конструктора, – добавил Алонсо, – породившая человека, превращена в игровую зону при отсутствии сдерживающих факторов, таких как мораль, этика и нравственность. В нынешней Игре допускаются все приёмы, на что закрывает глаза даже Конструктор. Деятельность ФАГа – тому пример. Но и, так сказать, доморощенные Игроки – Тартар, Гея, негуманы – воспитаны той же негативной антилогикой и готовы уничтожить любого, кто посмеет им помешать.
– Всё понятно? – дождался Горан окончания речи учёного.
– Всё… кроме одного… я не судья и не могу…
– Разве отец тебе ничего не сказал? – перебил отец Истомы молодого человека.
– Ничего.
– Ты преемник Генерального Судьи. Только ты способен не просто остановить Игру, но и поменять её Правила.
Ясен недоверчиво посмотрел на Горана.
– Ты ошибаешься.
– Значит, не сказал. Что ж, вероятно, он подумал, что у нас есть время на твоё становление как Оператора Игровых Пространств. Но времени у нас нет, судя по активизации ФАГа. К Гее слетаются негуманы на своих драндулетах: колёсники, ночные разорщики, Инсекты, дебилуки и прочая шушера. У границ нома кружат два псевра. Наблюдается поток тартарианских любопытников, направляющийся к нам. Госпожа послала к Гее-Горе эскадрилью вполне дееспособных османских заградителей в форме трезубцев, о которых вы говорили. И все они надеются завербовать тебя, друг мой.
– Вы преувеличиваете… мою значимость…
– К сожалению, а может, к счастью, не преувеличиваю. Тебе пора просыпаться, господин Судья.