Все кончилось. Большое тело собаки завалилось набок, крупная дрожь сотрясла в последний раз мышцы, хрипенье и бульканье затихли. Все...
Я лежал в луже чужой крови и не было сил подняться. Видит бог, я не хотел этого. Но он пришел убить Юльку. Не по своей воле, но пришел. Я припомню этого бедолагу, если встречусь с приславшими его. Кое-как я добрел до водосточной трубы на углу дома. Кто-то, показывая неуемную силу и молодецкую удаль, оторвал ее на высоте двух метров от земли, и вода хлестала водопадом. Я лег в промоину в асфальте и стал жадно пить отдающую ржавчиной воду поворачиваясь то одним, то другим боком чтобы смыть кровь.
-- Ты молодец, приятель. Сделал все, как надо. Теперь пойдем с нами.
Это были те двое, которые дали мне новую жизнь и попросили спасти ребенка, жившего за тысячи километров и миллионы лет от моего мира. Они и в прошлый раз появились неожиданно, но тогда я валялся с распоротым брюхом, а сейчас должен был почувствовать их приближение раньше. Избаловался... Сладко есть и мягко спать полюбил...
-- А как же Юлька? Ведь вы говорили, что...
-- Это уже не важно, - сказал один, - ребенок должен был погибнуть еще полгода назад. Мы не дали этому случиться, но теперь это отразилось в нашем времени. Наш мир меняется. И меняется катастрофически. Мы хотели поставить эксперимент и ошиблись. Да-да, мы тоже ошибаемся, как и современные люди, хотя и отличаемся от них, как ты от собак. Исчезновение одного человека современный мир не изменит. Несопоставимые величины. Социум просто не заметит потери, но если в ближайшее время этот человек не исчезнет, то для будущего последствия непредсказуемы.
-- Ах, социум не заметит... А ее мать заметит? А старуха - соседка? А те, кто ее любит и знает? А я? Кстати, ведь меня должны были сожрать еще в миоцене, но я жив и мир в порядке.
Второй присел на корточки рядом со мной и склонил голову, будто с интересом разглядывал что-то неведомое.
-- Ну, прямо доисторическая преданность. Ты и в самом деле реликт. Пойдем с нами, приятель, пойдем. У нас даже собаки живут долго, почти вечно. Оставь все, как есть и ...
Он поперхнулся словами, поскольку я встал и так энергично встряхнулся, что брызги дождевой воды веером прошлись по его лицу. Вытерев лицо ладонью он поднялся.
-- Ты здорово изменился, приятель. Ты не забыл, кто ты, зачем ты и кому обязан практически всем, что имеешь? Ты можешь вернуться в свое время или можешь пойти с нами, - сказал он сухо. - Здесь ты не останешься. Или останешься лежать рядом вот с той собакой.
-- А Юлька?
-- Нам приказано убрать тебя отсюда. Скажу больше: мы не можем забрать тебя силой, но в твоих интересах согласиться. Теперь ребенок - не наша забота. И не твоя.
-- Я остаюсь, - я слегка присел, стараясь держать обоих в поле зрения, - кто из вас рискнет своей вечной жизнью? Ну? Ничего страшного ведь социум не заметит.
Они переглянулись. Затем тот, кто говорил со мной взял другого за одежду и притянул к себе.
-- Ну что, теоретик? Что теперь?
Тот слабо пытался вырваться.
-- Откуда я знаю. И вообще, ты привлек это существо, ты и ...
-- Я? Правильно, я. Ты только идеи подкидываешь. Я исполнитель, ты - в стороне!
Он недобро глянул на меня. Я ждал.
-- Ладно, приятель, делай, как знаешь. Тебе все равно не спасти ее.
"Теоретик" наклонился ко мне и почти прошипел:
-- А от нас тебе будет сюрприз. Помнишь свою последнюю охоту? А-а, помнишь! Вот на ней и подохнешь! Я тебе это обещаю!
Они растворились в струях дождя.
Бабка Катя все еще сидела у подъезда. Я подошел и уселся рядом, надо было хоть немного обсохнуть.
-- Амур, ты что, купался? Ишь, как вымок. А там рычал кто-то, ох как страшно рычал. Я подумала: не ты ли с кем сцепился.
Нет, баб Кать, не я. Я смирный и послушный.
-- Ну, давай посидим, поговорим. Ты хоть знаешь, почему тебя Юлька Амуром назвала? Нет? Так это я подсказала. Да! Смотри, говорю, какой зверь полосатый. Ну, прямо тигр амурский, да и только! Вот так-то.
Спасибо, баб Кать, мне нравится.
Два дня во дворе только и говорили об убитой собаке. Сошлись на том, что какие-то отморозки зарезали безвинное безответное существо. Только бабка Катя имела свое мнение, даже не мнение, а так, подозрение, но высказала она его только мне.
-- Ты ведь, Амур, гулял в ту ночь. А? Чего молчишь? Неужто не видел ничего?
Нет, баб Кать, ничего не видел.
-- Ох, не простой ты пес, ох не простой. Ладно, не скажу никому, но ты уж за Юлькой пригляди, а то смотри, что делается.
Какой разговор, конечно пригляжу. Но видно недолго осталось. Те двое говорили, что в ближайшее время Юлька должна ..., ну ... это. А если нет, то все обойдется. Уж я постараюсь, чтобы ...мм... обошлось.
-- Чего это, на ночь глядя? Что, до завтра не подождет, - мама Наташа, прикрыв телефонную трубку ладонью, недовольно посмотрела на Юльку.
-- Ну мам, ну она говорит завтра отнесут уже. Да я быстро.
-- Одна нога здесь, другая там! Ясно? - мама Наташа махнула рукой. Да, Свет, да. Нет, я не пропала, у Юльки подружке какую-то тряпку от Диора притащили, вот просится посмотреть. Пусть сбегает, это рядом, - она опять прикрыла трубку. - Юлька, денег все равно нет!
Только я прилечь собрался. Эх, жизнь собачья! Ну ладно, пошли что ли. Юль, не беги ты так, я же только что каши наелся. У-у, коза длинноногая.
На втором этаже мы обогнали бабку Катю. Она, держась за перила, потихоньку спускалась по лестнице, держа в руке металлический ящичек со шприцами.
-- На дискотеку, баб Кать?
-- Да как же, потанцуешь с вами. Петровна звонила, плачет, у Васьки ее опять сердце прихватило. А ведь моложе меня! Все водочка, все она, родимая. Ну, выпей пол литра, ну семьсот и хорош! Так нет, до звериного облика надо обожраться!
Она продолжала спускаться, ругая не знающего меры Ваську, когда мы выскочили на улицу и, не сбавляя темпа, понеслись в пятый подъезд к Юлькиной однокласснице.