— Понял, — сдержанно ответил д’Агоста. Резать. Одно дело, когда труп просто лежит. Но когда его начинают кромсать, снимать ткани — к этому он никак не мог привыкнуть.
— Начинаем? Хорошо. Вскрытие производят доктор Матильда Зивич и доктор Фредерик Гросс, сегодня двадцать седьмое марта, понедельник, время четырнадцать часов пятнадцать минут. С нами находится сержант...
— Лейтенант. Винсент.
— Лейтенант Винсент д’Агоста, из нью-йоркского управления полиции. На операционной тележке...
Фред прочел по бирке: “Уильям Говард Бриджмен, номер тридцать три — А сорок пять”.
— Снимаю покрывало.
Послышался треск толстого пластика.
Наступило недолгое молчание. Д’Агосте неожиданно вспомнилась изувеченная собака, которую он видел утром. Главное, поменьше думать. Не думай о своей Винни, которой на будущей неделе исполнится восемь.
Доктор Зивич глубоко вздохнула.
— На операционной тележке мальчик, белой расы, возраст примерно десять — двенадцать лет, рост... не могу определить, потому что труп обезглавлен. Может, четыре фута десять дюймов, может, пять футов? Это очень приблизительно.
Состояние тела таково, что я не вижу других особенностей. Цвет глаз и черты лица неразличимы из-за обширной травмы головы.
Наружных ран или ушибов на ступнях, ногах и гениталиях нет. Фред, протри, пожалуйста, губкой область живота... спасибо. Здесь множественные разрывы, идущие от левой части груди под углом сто девяносто градусов вниз по ребрам, грудине и оканчивающиеся в нижней части живота. Это большая рана, примерно фута два в длину и фут в ширину. Мышцы, видимо, отделены от грудной клетки, тело в значительной степени выпотрошено. Видны грудина и ребра. Сильное кровотечение в области аорты — без очистки и обследования почти ничего не видно.
Фред, очисти этот край грудной полости. Внутренние органы обнажены, желудок, толстые и тонкие кишки выходят наружу.
Фред, протри губкой шею. В области шеи видны следы повреждений, синяки, возможно смещение позвонков.
Теперь переходим к голове... Господи.
В наступившей тишине Фред откашлялся.
— Голова отделена по линии между первым и вторым шейными позвонками. Вся затылочная часть черепа и часть теменной кости снесены или скорее продырявлены и вырваны неизвестно каким образом, отчего образовалось отверстие диаметром примерно десять дюймов. Череп пуст. Весь мозг, очевидно, выпал или был извлечен через это отверстие... Мозг, вернее, его остатки находятся в тазу справа от головы, но указаний об их первоначальном положении относительно тела нет.
— Они были найдены разорванными возле трупа, — сказал д’Агоста.
— Спасибо, лейтенант. Но где остальное?
— Там больше ничего не было.
— Чего-то недостает. Вы полностью обследовали место преступления?
— Конечно, — ответил д’Агоста, стараясь не выказать недовольства.
— Мозг сильно поврежден. Фред, подай скальпель номер два и косое зеркало. Продолговатый мозг разорван. Вариолев мост не тронут, но отделен. На мозжечке только поверхностные разрывы. Следов кровотечения немного, что указывает на посмертное повреждение. Средняя часть мозга полностью отделена, рассечена пополам и... смотри-ка, Фред, нет зрительного бугра. И гипофиза. Вот чего недостает.
— А что это такое? — спросил д’Агоста. Он заставил себя смотреть более пристально. Мозг в тазу из нержавеющей стали казался скорее жидким, чем твердым. Лейтенант отвернулся. Бейсбол. Думай о бейсболе. Подача, звук удара битой...
— Таламус и гипоталамус. Регулятор организма.
— Регулятор организма, — повторил д’Агоста.
— Гипоталамус регулирует температуру тела, давление крови, сердцебиение, метаболизм жиров и углеводов, предположительно в нем находятся центры удовольствия и боли. Это очень сложный орган, лейтенант.
Доктор Зивич пристально поглядела на него, ожидая вопроса. Д’Агоста послушно спросил:
— Каким образом он все это делает?
— Посредством гормонов. Выделяет их в мозг и кровь.
— Так, — произнес д’Агоста. И отступил. Мяч полетел в глубь поля, принимающий попятился, занося руку в рукавице...
— Фред, взгляни-ка, — отрывисто пригласила Зивич.
Гросс нагнулся над тазом.
— Как будто бы... Не пойму...
— Ну-ну. Фред, — терпеливо сказала она.
— Похоже... Здесь как будто выкушена часть.
— Вот именно. Фотограф! — Делберт быстро приблизился. — Сними это. Когда один из моих детей откусывает кусок торта, след остается такой же.
Д’Агоста подался вперед, но не смог разглядеть в серой окровавленной массе ничего особенного.
— Прикус полукруглый, как у человека, но пошире, более зазубренный. Возьмем срезы. Фред, на всякий случай проведем тест на наличие слюнных ферментов. Отнеси это в лабораторию, пусть срочно заморозят и сделают гистологические срезы здесь, здесь и здесь. По пять в каждом месте. Пусть обработают, по крайней мере один, эозинофилом. Один — слюноактивирующим ферментом. И проделайте все, что еще придет вам в голову.
Фред ушел. Зивич продолжала:
— Теперь я рассекаю мозг. Задняя доля повреждена при удалении из черепа. Делай снимок. На поверхности видны параллельные разрывы и разрезы на расстоянии четырех миллиметров друг от друга, глубиной примерно полдюйма. Раздвигаю первый разрез. Делай снимок. Лейтенант, видите, как широкие вначале разрывы ткани сужаются? Что думаете по этому поводу?
— Не знаю, — ответил д’Агоста, поглядев чуть пристальнее. Это просто мертвый мозг, подумал он.
— Может, длинные ногти? Заостренные? Неужели это дело рук убийцы-психопата?
Фред вернулся из лаборатории, и они продолжали работать над мозгом, как показалось, целую вечность. Наконец Зивич велела Фреду положить его в холодильник.
— Теперь я обследую руки, — продолжала она в микрофон. Сняла пластиковый пакет с правой руки и старательно его запечатала. Потом подняла руку, повернула ее и осмотрела ногти. — Под ногтями большого, указательного и безымянного пальцев находится постороннее вещество. Фред, три предметных стекла с лункой.
— Это же ребенок, — сказал д’Агоста. — Вполне естественно, что ногти у него грязные.
— Возможно, лейтенант, — ответила Зивич. И выскребла вещество из-под каждого ногтя на отдельное стекло. — Фред, стереомикроскоп. Хочу поглядеть на это.
Зивич положила стекло на предметный столик и, глядя в объектив, настроила прибор.
— Под ногтем большого пальца, судя по всему, обычная грязь. То же самое и под остальными. Фред, на всякий случай — полный анализ.
На левой руке ничего интересного не было.
— Теперь, — продолжала Зивич, — я осматриваю продольное повреждение на передней части тела. Делберт, сделай снимки здесь, здесь, здесь и там, где, по-твоему, рана будет видна лучше всего. Крупным планом в области проникновения. Похоже, убийца сделал для нас У-образное рассечение, так ведь, лейтенант?
— Да, — ответил д’Агоста, с трудом сглатывая. Последовала серия быстрых фотовспышек.
— Пинцет, — продолжала Зивич. — Три рваных разрыва начинаются чуть выше левого соска, углубляются и в конце концов рассекают мышцы. Я открываю и обследую первый разрыв у его начала. Скобку. Фред.
Теперь я зондирую рану. Здесь находится неизвестное постороннее вещество. Фред, пергамин. Похоже, это ткань, возможно, от рубашки жертвы. Делай снимок.
Сверкнула вспышка, потом Зивич достала что-то похожее на кусочек окровавленной корпии и положила в пергаминовый конверт. Потом еще несколько секунд продолжала зондировать молча.
— Вот еще кусочек постороннего вещества глубоко в мышце, примерно в четырех сантиметрах прямо под правым соском. Он зацепился за ребро. Похоже, твердый. Делай снимок. Фред, вставь сюда флажок.
Зивич извлекла инородное тело и подняла, в кончике пинцета был какой-то окровавленный комок.
Д’Агоста подошел.
— Что это? Может, ополоснем, посмотрим?
Зивич посмотрела на него с легкой улыбкой.
— Фред, принеси мензурку дистиллированной воды.
Когда она опустила туда извлеченный предмет и помешала, вода стала буровато-красной.