— Какой четвертый?
— Компьютеры кандидата и его семьи. Политики почти всегда семейные люди, а у андроида не может быть нормальной семьи. Он может жениться на нормальной женщине и усыновить ее детей от первого брака, но жена начнет замечать за мужем странности, ну и не получится при ней заменить андроидов, она заметит скачкообразное изменение. Политику-роботу нужна семья роботов. Это сильно все усложняет, но огромное влияние политика со стажем окупит проблемы. Так вот, можно взломать компьютеры его жены, сына, дочери. Что обязательно должно быть на компьютере парня, допустим, пятнадцати лет от роду?
— Фейсбук и контакты с девочками? — предположил я.
— Игры, фильмы, музыка, а также порнография. Если не на самом компьютере — то следы посещения таких сайтов останутся в истории браузера.
— У него может быть даже вполне нормальный компьютер, — сказал Морти. — Если старший робот идеально играет роль взрослого человека, то почему младший не может так же идеально играть роль подростка?
— Маловероятно. Логичнее допустить, что он будет вести активный и публичный образ жизни, готовя и себе задел на будущее. Верней, не себе, а следующей версии себя. Наконец, на компьютере остаются следы деятельности, например, что последний раз запускал владелец. Если среди последних запущенных программ нет игр, а сами игры есть в изобилии — это подозрительно.
— Есть список подозрительных субъектов? — спросил Морти.
Войс потыкала пальцами в клавиатуру:
— Вот. Политиков и прочих важных шишек много, нейросеть работает не очень быстро. Пока четыре вероятных кандидата с публичным стажем от двадцати лет, они вычисляются легче. Андроид с десятилетним стажем требует обработки намного большего объема фотографий, там все сложнее.
— Мы можем предоставить более мощное оборудование, — сказала Ева.
— У нас нет проблем с технической частью. Проблема в программном обеспечении. Например, попытки искать внеземные сигналы с помощью нейросети провалились, потому что нейросеть способна обучаться только на примере. Ей нужно показать хотя бы один сигнал внеземного разума и сказать — «вот внеземной сигнал». И она начнет вычислять похожие. Тут та же беда: наша система пока что кое-как вычисляет теоретически возможных кандидатов и делает это очень медленно. Да при том на теоретических допущениях, которые могут быть неверны. Нужен один публичный андроид, на котором нейросеть научится определять аналогичных ему. Как только один из найденных кандидатов окажется действительно андроидом — дело пойдет быстрее.
Некоторое время все изучали предложенные кандидатуры, затем Рик сказал:
— Мне кажется, я знаю еще один критерий. Андроид никогда не обращался больницу, потому что любой врач его раскроет даже при неглубоких анализах.
Войс кивнула.
— Верно, но у нас нет возможности проверять это. Даже отсутствие информации об обращении в публичном доступе не значит, что человек никогда не лежал в больнице. Наконец, влиятельные люди предпочитают пользоваться услугами личного врача. Тут проверять сложно, нужны ресурсы мощной организации вроде этой.
Ева еще раз просмотрела снимки кандидатов и задумчиво скрестила руки на груди.
— А у меня есть идея… Владислав, ты определил, какая рука принадлежала андроиду, по несъедобному виду. Ты ведь смог бы распознать «живого» андроида при близкой встрече, не правда ли?
Я пожал плечами:
— Не уверен. Конкретно та выглядела несъедобной. Как это будет при встрече «вживую» — не знаю наперед.
Морти поскреб щеку.
— Тут еще вопрос, как организовать «школьнику» Владиславу встречу с политиком, и чтобы она была на короткой дистанции…
Ева хитро ухмыльнулась.
— А это не обязательно. Войс, можно снимки детей всех кандидатов?
Та вывела на экран фотографии.
— Ну вот, смотрите. Дочь — пятнадцать лет, симпатичная весьма, не правда ли, Владислав?
— Ничего так, — согласился я, — правда, плосковата, но в остальном очень даже.
— Ну вот. Мы организуем тебе легенду, якобы ты сын некоего миллионера. Тебе останется только провести с девушкой свидание. Я полагаю, что по его итогам ты сможешь определить, живая это девушка или машина.