Войс мрачно хихикнула:
— А сколько случайных прохожих ты съел по своей воле?
Я вздохнул.
— Знаешь, почему вы выжили, а неандертальцы вымерли?
Она нахмурилась сильнее.
— До знакомства с тобой я была уверена, что они проиграли борьбу за выживание более прогрессивному виду, который приручил пса, освоил огонь, изобрел лук…
Я покачал головой:
— Более прогрессивным видом были неандертальцы. Они были умнее вас, у них были более развиты чувства, они были физически сильнее и выносливее. Неандертальцы метали тяжелые копья намного дальше вас, что в лесу имело решающее значение. Правда, у вас были длиннее ноги, вы выигрывали в мобильности, а она имела колоссальное значение. Но все ваши изобретения были лишь костылями, призванными компенсировать вашу слабость. Вы выжили благодаря всего лишь одному-единственному изобретению… Вы придумали имена, а у неандертальцев их не было.
— В смысле?
— Личные имена — это то, что отличало нас, вершину пищевой цепи, от всего живого под нами. Когда оказалось, что имена есть и у вас… Знаешь, что у всяких там яйцеголовых, ставящих эксперименты на крысах, есть правило не давать подопытным имена или клички? Вот и с нами то же самое. Нам стало трудно вами питаться. Если б имена появились не у вас, а у неандертальцев — мир был бы населен крепкими, относительно коротконогими людьми, а от стройных кроманьонцев остались бы только скелеты в музеях. Мне психологически сложно есть того, у кого, как и у меня, есть имя… если только этот кто-то не стал мне неприятен. Помнишь, я рассказывал историю про сосиски без мяса? Думаешь, я голодал бы так долго, если б мог есть людей без зазрения совести?
— Да уж, внезапное откровение — от хищника, специализирующегося на поедании людей…
Я вздохнул.
— Войс, ты много хищников в жизни видела?
— Лично или вживую?
— Неважно. Многие из них обладали разумом или хотя бы рациональным мышлением, достаточным для успешной учебы в школе? Нет, наверное. Так стоит ли судить о носителе разума по неразумным тварям, с которыми меня объединяет только плотоядность?
— Резонно. Слушай, я вообще по делу пришла. Держи вот.
Я вытер пальцы о салфетку и взял в руки небольшой черный смартфон.
— Хм… Зачем это мне? У меня есть телефон.
— Этот — особенный. Через него Зеродис сможет с тобой общаться без риска прослушивания. Тут особенная система шифровки и обработки сигнала.
— Зачем Зеродису общаться со мной и зачем мне общаться с ним? Я бы при встрече не отказался приложить его головой о край унитаза — за все те проблемы, которые у меня из-за него появились, и дополнительно по разу за каждую девчонку из моего «гарема», которую мне пришлось оставить. Короче, унитазу была бы труба.
Войс замялась:
— Ну, насколько я понимаю — он не спецом. Вот, к слову, ты с этого телефона можешь напрямую обсуждать с ним свои претензии.
Я вздохнул.
— Понимаешь, Войс, иногда недостаточно взломать чей-то компьютер. Зеродис узнал, как я захожу в Фейсбук, но он не был у меня дома и не видел, что рядом с компьютером у меня лежит бумажка с пошаговой инструкцией, как заходить в Фейсбук через Гугл… Я не смогу пользоваться никакими шифровальными устройствами и программами. У меня мозг устроен иначе. Мне сложно.
С этими словами я наклонился и начал внимательно смотреть под стол.
— Что ты там увидел? — насторожилась Войс.
— Смотрю, как мои шансы переспать с тобой закатываются под плинтус.
И тут она прыснула.
О том, чем хороши худые девушки и чем плохи хакерши, а также о похоронах топора