— Да уж, подленько, — вздохнул я.
— Слушай, Владислав, а давай узнаем, кто его так, и накажем? — предложила Стелла.
— Хм… Ну давай.
Тут встрепенулась Войс:
— Ребята, а вам не кажется, что так неправильно? Есть же полиция, и…
— Полиция есть — а особого наказания за избиение священников — нет, — отрезала Стелла. — И вообще, Войс, уж ты-то, как член группировки Зеродиса, лучше бы вспомнила, какими методами твоя группа добивается справедливости, и помолчала!
Она припарковалась у обочины, мы вышли и быстро нагнали прихрамывающего священника.
— Здравствуйте, святой отец, — негромко сказала Стелла.
Тот обернулся, и на коротком расстоянии стало лучше видно, что у него пластырем заклеено серьезное рассечение скулы.
— Благослови вас господь, дети мои. Чем я могу вам помочь?
— Это мы вам хотим помочь. Скажите, кто это вас так отделал — и мы его или их как следует накажем.
Он несколько секунд хлопал глазами, а затем улыбнулся:
— Господь с вами, дети мои, да никто. Я просто с биде упал.
— С такими-то последствиями⁈ — удивилась Стелла.
— Ну как видите. Это меня господь наказал за то, что чаркой злоупотребил. И руку сломал, и головой приложился — а все оттого, что алкоголь застлал мой взор и чувства притупил.
Мы пожелали ему поправляться, попрощались и пошли обратно к машине.
Отойдя на приличное расстояние, я шепотом спросил у Стеллы:
— А что такое «биде»?
— Понятия не имею, — тихо ответила Стелла, — я последний раз в церкви была пятнадцать лет назад.
Кое-что о мести…
Отойдя на приличное расстояние, я шепотом спросил у Стеллы:
— А что такое «биде»?
— Понятия не имею, — тихо ответила Стелла, — я последний раз в церкви была пятнадцать лет назад.
Мы сели обратно в машину и поехали.
Дорогу скоротали разговорами и том о сем, рассказами о разных забавных случаях из жизни, своей или чужой. Закономерно, что у каждого рассказы были с уклоном в «личную специфику», потому над рассказом Войс о ее хакерских переделках смеялась только Стелла, я просто ничего не понял.
Потом Стелла поведала нам, как можно провозить через границу разные запрещенные бумаги.
— Средство проще некуда: берется порножурнал для геев, бумаги кладутся между страницами — и вуаля. Его никто не будет смотреть, а напряжение человека, везущего контрабанду, спишут на стыдливость.
— Почему обязательно для геев? — не врубилась Войс.
— Потому что журнал с голыми девочками таможенник обязательно тщательно пролистает. Для него получается совмещение работы с приятным, и есть железное оправдание — «досматриваю вещи». Работа у него такая, какие претензии? А если журнал с геями — нормальному мужику мало того что смотреть противно, так еще и коллеги будут подшучивать, дескать, а вы знаете, что Джона на днях видели с гейским журналом?
— Хм… Забавный способ, буду иметь в виду, — сказала Войс.
Стелла захихикала:
— Только это еще не самое веселое. Один приятель брата таким образом возил за границу незадекларированные деньги. И вот однажды его взяли, потому что таможенник попался голубой.
— И он тщательно просмотрел журнал с мальчиками⁈ — заржала Войс.
— Именно! Воистину, нет в этом мире иной гарантии, кроме той, что однажды ты умрешь, ха-ха! Хотя Владислав бы с этим мог поспорить. Владислав, а ты, наверное, знаешь куда более забавные способы провоза контрабанды?
Я, вольготно развалившись на заднем сидении, зевнул.
— Я знаю только один способ провоза контрабанды.
— Какой же? — встрепенулась Стелла.
— Тот, который ты только что озвучила. Понимаешь, Стелла, я никогда не возил контрабанду. Я стараюсь существовать в человеческом обществе предельно мирно и потому без необходимости не нарушаю законов. А если все же иду на преступление — ну там, у мафии чемодан денег упереть — то обычно ворую у тех, кто не может заявить в полицию… Впрочем, иногда приходится вступать в конфликт с законом… Было дело, вроде бы, в пятнадцатом веке в Италии, в эпоху Ренессанса, в тюрьму по ложному обвинению посадили одну юную вдову, которую я пристрастился утешать по ночам… Ну, отвергнутый ухажер накатал донос… В общем, чтобы сразу вас заинтересовать — я ее из этой тюрьмы выпускал шестнадцать раз.