— Вперед, к Земле!
— Этот объект не может быть Землей, — неуверенно возразил координатор. — Советую не идти на посадку.
— Нас испытывают, и отказаться от испытания — значит проиграть.
— Откуда известно, что нас испытывают? Скорее, мы попали в один из больных органов Конструктора, и все наши видения — следствие его беспамятства, бессознательных судорог.
— Ты, наверное, прав, Дар, но и я чую в себе странную уверенность в правоте своих предсказаний. Конечно, интуиция — символ не знания, а веры, но я себе верю.
Зеленоватый пушистый шарик планеты рванулся навстречу, закрыл поле зрения, распахнулся гигантской чашей с размытыми очертаниями материков. Ратибор попытался сориентироваться, нашел Европу, Белое море, Волгу, попытался развернуть «толем» к югу и обнаружил, что его ведут — аппарат не подчинялся воле пилота, словно в генераторах движения не осталось ни крохи энергии. Однако энергия была, — Ратибор мгновенно считал показания датчиков, выдаваемые напрямую в мозг, и убедился в наличии половины запаса по сравнению со стартовым энергоресурсом. И команды по всем комплектам-узлам «голема» проходили нормально, пилот удостоверился в этом с помощью тестов за считанные мгновения. Тогда он сделал разворот и дал максимальную тягу в режиме двойного ускорения. И провалился в алую пропасть забытья…
Открыв глаза, понял, что «голем» летит над горной страной, пронзая клочья ослепительно белых облаков.
— Поворачивай! — сказал сквозь зубы координатору, пытаясь унять готовый выпрыгнуть из тела желудок. — Я сам не смогу. Поворачивай и давай аллюр три креста, кому сказал!
Но ему ответил не Дар:
— Успокойся, опер. — Голос звучный и знакомый. — Все идет нормально, никто тебя не тронет, только не дергайся и не пори горячку.
— Кто говорит?
Смешок, тоже знакомый.
— Не узнал?
— Грехов!
Снова смешок.
— Порядок, оклемался.
«Голем», ведомый неизвестной силой, сделал пируэт и мягко приземлился на зеленом газоне рядом с красивым двухэтажным коттеджем, выстроенным в стиле «русский храм». На пороге открытой двери, выходящей на резное крыльцо, стоял человек в черном костюме, но Грехов это или нет, Ратибор сразу не разглядел — слезились глаза.
— Вылезай, здесь ни радиации, ни прочей грязи. — Голос проникал прямо в мозг, и от него, казалось, резонировали кости черепа. — Не трусь, опер, у тебя накопилось много вопросов, и я на них уполномочен ответить.
Ратибор позвал координатора, ответа не услышал, да и голос мешал, и плывущий в ушах звон; выпростался из кресла, отдыхая после каждого движения. Сделал два глотка витаминного концентрата, набрался сил и вылез из аппарата на траву, сообразив тем не менее натянуть пленочный скафандр — автоматически, не думая об этом.
Человек махнул с крыльца рукой, хмыкнул.
— Профессионал остается профессионалом, даже когда болен. Заходи в дом.
Ратибор огляделся.
Вокруг дома раскинулся пышный цветущий сад: яблони, вишни, гигантская морковь, помидорное дерево, банановые пальмы, тополя, араукарии, орех, просто какие-то пушистые жерди, камни на многоходульных корнях, похожие издали на пауков, — все было покрыто ослепительно белыми цветами величиной с голову человека, причем многие цветы дышали и складывали лепестки, словно бабочки, готовые улететь. Небо над головой было лимонно-желтого цвета с серыми трещинами, складывающимися в рисунок такыра.
Глаза продолжали слезиться, и Ратибор перестал напрягать зрение. Ощущение опасности притупилось, захотелось принять душ, переодеться, лечь на диван и — максимум блаженства! — чтобы Настя сделала массаж…
— Насти здесь нет, — заметил человек.
— Жаль, — вздохнул Ратибор. — Как поется в старинной песне: всю-то я вселенную проехал, нигде милой не нашел.
Накатило вдруг странное ощущение раздвоенности, вернее, растроенности, Ратибор осознал себя в трех местах одновременно: стоял возле дома Грехова, сидел в пилотской гондоле «голема» по горло в шубе физиокомпенсации и лежал израненный на холме лицом вниз… Ратибор мотнул головой — отступило.
Как оказался в доме — не помнил. Он сидел в старинном деревянном кресле с резными подлокотниками, которое стояло на выскобленном до медвяного блеска светлом деревянном полу. Напротив в таком же кресле черной глыбой сидел кто-то очень знакомый и смотрел, на гостя исподлобья. Железовский?!
Ратибор вытер глаза ладонью, мимолетно удивившись, что он без скафандра, разлепил веки и увидел знакомую физиономию Габриэля Грехова с ироничным прищуром глаз.