– Это командный передатчик, – смягчившись, объяснил офицер. – Он сделан, чтобы переговариваться с боевыми машинами, отдавать им приказы. Боевые машины отзываются только на специальный сигнал, посланный по особой волне. Командный передатчик посылает этот сигнал. – Он щелкнул выключателем – загорелась сигнальная лампочка.
– Вы говорите о такой машине, как Бобби? – спросил мальчик.
– О таком, какой раньше бывал Бобби. – Крив выключил передатчик и отложил его в сторону.
– Бобби – важная шишка! – заявил мальчик поменьше. – Он рассказывает нам истории о том, что делал на войне!
– У него есть награды, – сказал старший мальчик. – А вы были на войне, мистер?
– Я не настолько стар.
– А Бобби старый, он старше дедушки.
– Ребятки, топали бы вы отсюда, – сказал Крив. – Мне нужно…
Не договорив, он насторожился и прислушался. С улицы донеслись вопли, кто-то выкрикивал его имя.
Крив растолкал детишек, быстро пробежал через холл и выскочил на улицу. Он скорее почувствовал, чем услышал медленные тяжелые шлепки, пронзительный скрип и глухое клацанье металла…
С площади к Криву бежал краснолицый человек.
– Это Бобби! – закричал краснолицый. – Он движется. Черт тебя раздери, Крив! Что ты сделал с ним?
Крив проскользнул мимо и бросился к площади. В конце улицы появился Боло, который тяжеловесно продвигался вперед, волоча за собой вырванные с корнем сорняки и виноград.
– Он направляется прямо к складу Спивака! – завопил кто-то.
– Бобби! Остановись!
Крив увидел Блаувельта, бегущего следом за машиной.
Когда Крив добрался до площади, огромная машина, громыхая, еще продвинулась вперед и чуть свернула влево, пройдя всего в нескольких дюймах от угла дома. Раздробив на мелкие кусочки дощатый настил тротуара, Боло въехал во двор склада.
Грубо обрезанные бревна, сложенные в штабель, рухнули и рассыпались по пыльной земле. Боло раздавил дощатый забор и тяжело зашлепал своими гусеницами по возделанному полю.
Блаувельт резко обернулся к Криву:
– Будь ты проклят, Крив! Это твоих рук дело. Прежде у нас никогда не бывало неприятностей…
– Выбросьте из головы! У вас есть вездеход?
– Мы… – Блаувельт не договорил. – Ну и что, даже если и есть?
– Я могу остановить Боло, но для этого должен приблизиться к нему. Еще пара минут, и он скроется в джунглях. А там мой турбокар не пройдет.
– Пусть Бобби идет себе, – сказал какой-то запыхавшийся от бега мужчина. – За городом он не сможет причинить нам вреда.
– Ну кто бы мог подумать! – вмешался другой мужчина. – Стоял здесь спокойно все эти годы – и на тебе! Кто бы мог подумать, что он вообще способен двигаться…
– У вашего так называемого талисмана, возможно, в запасе есть еще много сюрпризов, – резко оборвал его разглагольствования Крив. – Дайте мне машину, быстро! Блаувельт, это – официальное требование!
Воцарившуюся после его слов тишину нарушил лишь отдаленный грохот падающих деревьев: Боло добрался уже до опушки леса. Стофутовые великаны под напором Боло ломались как спички.
– Пусть уходит, – сказал Блаувельт. – Я согласен со Стинци. – Бобби не сможет нам навредить.
– А что, если он повернет обратно?
– Черт, – пробормотал кто-то. – Старина Бобби нам вреда причинять не станет…
– Машину! – прорычал Крив. – Вы зря тратите время.
Блаувельт нахмурился:
– Ладно. Но ты и пальцем не пошевелишь, если только не будет похоже на то, что он собирается повернуть и возвратиться в город, ясно?
– Поехали.
Блаувельт бегом провел его до деревенского гаража.
3
Боло оставлял за собой след в виде просеки шириной в двадцать пять футов, проложенной сквозь девственные джунгли. Там, где меж беспорядочных куч обломанных ветвей проглядывала черная глина, виднелись отпечатки гусениц глубиной в восемнадцать дюймов.
– Движется со скоростью почти двадцать миль в час, мы так быстро ехать не можем, – сказал Крив. – Если Боло сохранит нынешний курс, то, описав круг, вернется в ваш город часов этак через пять.
– Он свернет, – буркнул Блаувельт.
– Возможно. Но мы не имеем права рисковать. Блаувельт, установите курс двести семьдесят градусов. Мы попытаемся перехватить Боло, срезав угол.
Блаувельт, не проронив ни слова, повернул вездеход. Машина въехала в густой зеленый полумрак, царящий под огромными деревьями. Необычайно большие насекомые жужжали и тяжело бились о колпак машины. Маленькие и средних размеров ящерицы прыгали, метались в разные стороны, бегали по грубой коре деревьев. Папоротники, большие, как тенты, скреблись о борта вездехода, оставляя за собой подтеки живицы, а он карабкался через петли и извивы прочных, несколько выступающих над землей корней. В какой-то момент вездеход напоролся на торчащий из земли край крошащейся коричневой скалы – от нее отлетели рыжие ошметки величиной с блюдце, обнажив тусклый металл.
– Верхний стабилизатор разведывательной шлюпки, – сказал Крив. – Вот и все, что осталось от сплава, который, считалось, не поддается коррозии.
Сквозь прозрачный колпак вездехода они видели и другие следы разыгравшейся здесь давным-давно битвы: разбитый вдребезги огромный затворный механизм установленного на платформе бомбометателя; выпотрошенная ходовая часть того, что, возможно, когда-то было излучателем протонов; части рухнувшего летательного аппарата; остатки другого вооружения. Многое было земного происхождения, но часто среди зелени мелькали покрытые ржавчиной, странно изогнутые, паукообразные микроружья аксорков или их излучатели.
– Должно быть, здесь разыгралось тяжелое сражение, – заметил Крив. – Одно из многих, случившихся незадолго до конца войны и в то время не привлекших к себе особого внимания. Тут есть штучки, которые я никогда раньше не видел, – экспериментальные образцы, поспешно разработанные, думаю, именно для последней битвы.
Блаувельт что-то пробурчал.
– Встреча через минуту или около того, – сообщил Крив.
Когда Блаувельт открыл рот, чтобы ответить ему, яркая вспышка ослепила их, сильнейший удар сотряс вездеход, и джунгли с бешеной скоростью устремились навстречу людям.
4
Край сиденья упирался в ребра Крива. В ушах у него раздавался высокий мерный звон, на губах он ощущал вкус меди. Кровь стучала в висках в такт глухим ударам сердца.
Вездеход лежал на боку, в кабине была куча мала из отломанных деталей, порванной проволоки и разбитого пластика. Крив обнаружил, что навалился на стонущего Блаувельта. Он отполз в сторону и увидел, что Блаувельт хотя и контужен, но в сознании.
– Ну что, теперь вы не думаете, что ваш любимец совершенно безвреден? – спросил Крив, вытирая кровь с правого глаза. – Давайте выбираться отсюда, пока он снова не выпалил. Вы в состоянии идти?
Блаувельт что-то пробормотал и полез наружу сквозь разбитый колпак. Крив принялся ощупью искать среди обломков командный передатчик…
– О Боже! – прохрипел Блаувельт.
Крив быстро повернулся назад, высунул голову из вездехода и в пятидесяти футах, в рамке из обожженной выстрелом листвы, увидел высокую, узкую темно-коричневую машину инопланетян, установленную на суставчатые ноги-гусеницы. Батарея ее многоствольных микропушек была нацелена точно на перевернутый вездеход.
– Не шевелитесь! – прошептал офицер. Струйки пота потекли по его лицу. Насекомое, похожее на обрубленную по самые крылья четырехдюймовую стрекозу, подлетело к Криву, пожужжало вокруг его головы и улетело прочь. Горячий металл затрещал, остывая. Инопланетный охотник-убийца немедленно приблизился на шесть футов к вездеходу и опустил орудийные дула.
– Удирай! – крикнул Крив. Одним прыжком вылетел из вездехода и вскочил на ноги. Вражеская машина качнулась, чтобы засечь его…