– Хо-хо! Остынь, Камрат. Путь у нас дальний, времени дней на сорок, и ты сам не утерпишь, расскажешь всё. В дороге язык развязывается. Так что я тебя торопить не буду. Но как бабку твою зовут, ты можешь сказать? Ты её через слово упоминаешь.
– Калея её зовут.
– Хорошо, Калея. А полным именем как её зовут? Каков её нэм?.. Как обычно людей называют.
Камрат беззаботно пожал плечами, не понимая, похоже, что от него добивается дурб.
– Калея её зовут. Я так всегда её называл. Бабка Калея и – всё.
– Та-ак… Но ты-то сам зовёшься как-то иначе, а не просто одним именем – Камрат?
– Почему я должен зваться по-иному? – Дёрнул головой мальчик. – Так и зовусь. Так меня бабка всегда называла.
Свим сел, подвернув под себя мало приспособленные для такой позы ноги. Он начинал постепенно злиться. То ли мальчик и вправду ничего не знает, то ли дурака из себя строит. Пожалуй, последнее. Кто же своего нэма не знает? А может быть всё проще. Не дурака валяет, а просто дурачок и есть… Сколько их таких, избежавших суда Круга Человечности или пропущенных им до первого проблеска в голове, который обычно появляется у человека примерно в возрасте двадцати одного года. И в городах, и… Да нет, не похоже. Что-то с ним не так, даже не понятно что. Всё время кажется – вот сейчас от него можно ожидать чего-то значимого, неординарного. Дурачки они во всем дурачки, а этот независим, к тому же сам пустился в такое отчаянное путешествие между городами с уверенностью, подсказанной не менее странной бабкой, что спутники у него найдутся.
– Ну, хорошо, – медленно проговорил он. – А как твоих родителей звали? Знаешь?
– Папу и маму? – словно слегка испугавшись произнесенных слов, спросил Камрат.
– Конечно, папу и маму. Кого же ещё?
Камрат зябко повёл плечами, потупился. Не любил он подобные расспросы. Он прекрасно знал, что у каждого есть и отец, и мать, значит, должны были быть и у него. Но все дело стояло за малым – он практически ничего не знал о своих родителях, кроме недомолвок Калеи.
– Мама умерла, – решил он передать её слова Свиму, – когда я родился. А папа… Я не знаю. Бабка мне о нём ничего не рассказывала и имени не называла, а маму звали… Елной или Селной.
– Хм… Елной или Селной… – Задумался Свим. – Большая, скажу тебе, разница. – Он коротко глянул на К”ньеца. – Так ты сирота? – голос его помягчел.
– Нет, – тут же отозвался мальчик. – Мой отец, бабка говорила мне, жив. Но он… Он не здесь. У него… Бабка говорила о Гаруме и Фи… Фе…
– О Ферате?
– Да. Это город такой. Далеко отсюда.
– Понятно, – Свим невесело усмехнулся.
Он поцыкал зубами. Интерес его к мальчику, с которым, как ему показалось, была связана какая-то тайна, стал резко пропадать.
Бабка, о которой всё время упоминает мальчик, рассказывала ему сказочки, лишь бы он не спрашивал об отце, носителе имени. Свим, скитаясь по бандеке, много раз встречал таких людей. У них кроме односложного имени да приговора к жизни Кругом Человечности ничего не было. Такие уходили в банды, иногда становились хожалыми, не имеющих пристанища ни в одном из городов или ютящихся на их окраинах. Они не были хозяевами домов, дуваров, семей.
Он посмотрел на Камрата с сожалением и отчуждением.
– Ты разочарован? – вкрадчиво спросил К”ньец, прижимая уши к темени. – После таких обнадеживающих совпадений со сказаниями о Тимурти, с предсказанием Индриса.
– Нет, – резко сквозь зубы выдавил Свим. – Но не пристало мне… Сам знаешь…
– Стоимённому не пристало? Или фундаренцу?
– Не я эти порядки придумал, – огрызнулся Свим. – У меня задание из Центра. И я не могу…
Лицо его потемнело, крупные белые зубы закусили губу.
– Но ты сейчас со своим именем на уровне инега. А задание,.. Всё равно идти как – с ним или без него.
– И что это меняет? Ничего.
Ему не хотелось обсуждать вопросы морали. В конце концов, кто бы там ни был Камрат, пусть это будут его заботой. У него своих хватает. Другое дело – К”ньюша был прав, напомнив о Тимурти и Индрисе…
Хотя и эти напоминания ничего не сулили такого, что могло бы его отвлечь от повседневного. А повседневное было простым – дойти до Примето, но и сложным одновременно – дойти до Примето, так как более полутысячи свиджей пройти нужны время, терпение и везение, чтобы в дороге не случилось чего-то неожиданного или неприятного.
Камрат почувствовал холодную стену, отгородившую его от Свима. Он не знал, почему она вдруг возникла, но ему стало неуютно и обидно не только за себя, и за дурба тоже. Неужели он из тех, длина имени для которых означает больше, чем сам человек. Бабка о таких говорила с презрением и советовала с такими не связываться. У них превратные представления о дружбе, честности и преданности – это её слова.