«Блажит старик», – подумал Свим, как некоторые, что стали поклоняться таким креслам-убийцам. Вот и Индрис, поди, утром или вечером, а то и несколько раз в день возносит хвалу или изрекает проклятия или ещё что-то в адрес этого кресла или самих древних.
– Что уж там – если.
Индрис кивнул.
– Это так… И не так. Скоро узнаешь… Но, – голос Индриса построжел, – не забудь того, что я тебе сказал о сегодняшнем новом твоём рождении. А теперь иди! Токан заждался. Он не любит ждать.
Глава 3
Камрат припрятал палки далеко от дома, где они проживали с бабкой. Калея не должна знать, где он сегодня пропадал почти весь день и с кем успел подраться.
«Ничего не выйдет», – думал он с грустью, припорашивая землей место, где хранил своё детское оружие.
Бабка Калея обладала способностью узнавать всё, что происходило с Камратом в течение дня, где бы он ни побывал, с кем бы ни встретился или повздорил. Так что, – невесело думал мальчик, – она, как только он объявится в полусумраке комнаты, начнёт свой монолог: справедливый, но ужасно знакомый, чтобы можно его было слушать и делать по нему выводы. В последнее время она больше говорила, чем показывала приёмы нападения и защиты или отводила время урокам хапры. И говорила странное, порой, вообще непонятное. Камрату иногда казалось, что она и сама не понимает, что говорит. Как будто внезапно вспомнила и строго заставляла его стоять перед ней и слушать. А потом, после сказанного, она переходила на что-либо обыденное.
Их жилище, ветхое на вид снаружи, внутри блистало чистотой и порядком постоянного человеческого присмотра. Сюда никогда не заглядывали городские чистильщики – этот кусок города отмирал и ожидал, когда им займётся кугурум либо для полной ликвидации поселения, либо для новых застроек. Если в последних появится нужда. Оттого люди, а их здесь проживало всего несколько небольших семей, занявших пустующие развалюхи, сами наводили порядок у себя в комнатах. Камрат в наведении чистоты участия практически никогда не принимал, бабка справлялась сама, устанавливая свой, давным-давно заведённый порядок.
Первое, что бросалось в глаза входящему в дом (если сюда и вправду кто-то когда-то приходил) – это свободное ото всего пространство в середине довольно большой комнаты, по сути составлявшей весь внутренний объём жилья, если можно так назвать почти кубическое строение, сильно накренившееся от старости набок, угрожая в скором времени рухнуть вовсе. Внешним видом дома бабка никогда не занималась, несмотря на предупреждение кугурума снести развалюху в первую очередь. Они предупреждали с тех пор, как Камрат помнил себя, но мер никаких не предпринимали.
Ряд молодых худосочных берез и невысокая каменная ограда – остаток древней стены некогда стоявшего на этом месте здания – отделяли дом от улицы. Ни то, ни другое не украшали, а лишь подчеркивали и опасный крен дома, и бурый оттенок безоконного фасада, и заброшенность без ухода.
Вся рухлядь в комнате размещалась в высоких, обшарпанных небрежным использованием и временем шкафах и буфетах, слитых с серой обивкой стен. Бабка и внук спали на полу, постелив тонкие матрасы. На день они убирались в один из шкафов.
Камея, высокая, сухая, с лицом желтой меди, изъеденное морщинами, и большими выразительными глазами, встретила Камрата неожиданно без упрёков и нравоучений.
– Хорошо, что ты пришёл как раз вовремя, – ровно и негромко произнесла она, не давая и намёка на то, что собиралась сказать и делать чуть позже.
Вовремя? – не поверил Камрат. Он должен был появиться уже давно. Привыкая к полусумраку – вечные светильники у них отсутствовали так как Калея не любила яркого света, он подозрительно посмотрел на бабку.
Он её любил.
А кого ему ещё любить? Сироте?
Осмотрел он её и заметил особенность на ней сегодняшнего одеяния. Она редко надевала плотные курбы – штаны для путешествий – и плотную куртку-накидку. Сейчас они были на ней. Седые коротко стриженые волосы убраны под меховую шапочку с наушниками, на ноги надеты сапоги – вечные, для дороги.
– Ты куда-то уходишь? Без меня?
– Ухожу. Без тебя.
– Надолго?
– Навсегда.
– А-а… А я?
– И ты тоже уйдёшь. Без меня. Нет времени, Камрат, объяснять, – она сорвала шапочку, порвав завязки, и надела вязаный треух, заправила под него белые пряди. Было заметно – она торопилась. – Ты сегодня же покинешь Кепрос и пойдёшь…
– Но я не хочу никуда уходить!
Камея застыла перед ним на мгновение. Правильные черты её лица исказились, уморщинились, она с нажимом сказала:
– Тогда ты умрёшь! Не перебивай!
– Но почему? Мы же с тобой всех… Ты же говорила.