Короткая остановка. Обступив платформы, поели. Наступающая ночь ничего хорошего не сулила – под ногами вода… За барьером тоже вода, до верхнего края её уже и рукой не дотянуться. На платформах всем не устроиться, чтобы поспать. А люди, да и путры, устали…
– Сделаем так… – сказал Камрат и замолчал.
То, что он хотел предложить, с одной стороны, могло решить хотя бы на время ночи проблему, а с другой… Хватит ли у него самого сил осуществить задуманное?
– Говори, Камрат, – попросил Харан. – Обсудим.
– Суди, не суди, – буркнул Ольдим, – а здесь хуже, чем вначале наводнения на Сажанее. Там хоть куда-то бежать можно было.
– Сделаем так, – уже твёрдо сказал Камрат. – Здесь никуда не будем бежать, а попробуем разместиться на платформах.
– Но, Камрат…
– Кроме меня и Сестерция.
– И меня, – подал голос Невлой. – Да и Т”евара вот говорит, что не устал.
– Да, я и тебя, Невлой, имел в виду. А Т”евара упрощает наше положение… – Камрат был доволен. Добровольное решение Невлоя и Т”евары и вправду почти снимало проблему размещения команды на ночлег. И если на Невлоя он надеялся, то Т”евара по своим габаритам стоил К”ньеца и Ф”ента вместе взятых, и кое-кого в придачу к ним. Поэтому Камрат дальше уже не советовался, а распоряжался: – Я иду впереди, а вы, Невлой и Сестерций, будете толкать платформы.
– Я тоже могу толкать, – хрюкнул Т”евара.
– Конечно, можешь, – кивнул Камрат. – А теперь попробуем разместиться.
Две платформы – почти шесть берметов в длину. Даже трети бермета достаточно, чтобы нормально уложить молодого дурба – это одна платформа, вторая – для всех остальных, в принципе, при таком расчёте маловата. Однако путры и Знающие, не в пример дурбам, из-за своих незначительных габаритов могли лечь вчетвером не поперёк, а вдоль платформы, оставляя достаточно места для женщин, Харана и Свима, Ольдима и Орея. Вначале разместились женщины: Грения и Думара голова к голове легли между Гелиной и Жаристой, а миниатюрную Илону положили в ряд с путрами – Х”вьюсей и К”ньяной, по краям вполне комфортно устроились К”ньец и Ф”ент, под бок которого улёгся Орей. Места для Харана и Свима нашлось немного. А Ольдим, помыкавшись, втиснулся между молодыми дурбами.
С людьми и путрами разобрались, но дело застопорилось из-за заплечных мешков. Какие-то из них подложили под голову, устроили в ногах, но всё равно они мешали размещению команды.
Словом, на укладку, под смешки и бурчание, ушло много времени. В мире наступила ночь, стало совершенно темно, и лишь слабое свечение ауры Сестерция позволяла видеть хоть что-то.
Камрат прошёлся вдоль платформ. Предупредил Сестерция:
– Пойду впереди. Почти вслепую, так что не торопись, чтобы не сбить меня с ног. Невлой, если что, пусть ко мне приходит Т”евара… Впрочем, можешь и сам… И не шумите…Кажется, всё. – Камрат вернулся назад, чтобы возглавить движение, обернулся и коротко скомандовал: – Пошли!
Камрат усталости не испытывал, но, принимая решение бодрствовать, думал об этом. В конце концов, он не торн, коему достаточно энергии мобла, и не двейрин, организм которого мог выдержать, как он теперь знал, и не такие передряги. Шёл легко, иногда оглядывался, видел клубок свечения, созданный Сестерцием, и опять устремлялся в темноту. Однако постепенно, когда за спиной, наконец, затихли звуки, на него вдруг накатилось чувство одиночества, никогда ещё в полной мере не посещавшее его. Ведь он всегда был в окружении людей и путров, ему приходилось принимать какие-решения. А сейчас он остался один на один с самим собой.
Возможно, ощущение одиночества возникло от напоминания Ей-Фея, что он – Аба-Ава. А может быть, к тому добавлялось другие тревожащие его мысли, что перекликались, хотя он о том не знал, с думами Харана. Неужели сам он – ничто, а лишь средство достижения цели, поставленной перед ним другими? Но он же во всём видел себя обычным человеком! И он, по сравнению со многими людьми, не обладал какими-то особыми, на его личный взгляд, данными. Это Малион – Проводник, это Невлой и Знающие способны улавливать какие-то недоступные его органам чувств изменения в окружающей среде. Это Харан может врачевать, а Гелина знать древний язык…
Но если вспомнить… Он же теперь помнит всё, возможно, даже с того самого первого мгновения, когда появился на свет из утробы матери… Мать… Он никогда и никого не называл словом – Мама, но помнил её, правда, как застывшее в неизменности заплаканное лицо. Отца же не знал и не знает… А вот и Гелина, и Грения, и дурбы знают своих матерей и отцов, каких-то родственников…