Д’Агоста перевел взгляд с пачки бумаг на столе на надпись
НЕ КУРИТЬ
в коридоре напротив его кабинета и нахмурился еще больше. Эта надпись, так же как и десятки подобных, появилась в стенах департамента неделю назад.
Он вытащил сигару из кармана и снял с нее целлофановую упаковку. Закона, запрещающего жевать сигару, слава Богу, еще не приняли. Он любовно покатал сигару между большим и указательным пальцами, придирчиво изучая верхний лист. Не обнаружив дефектов, д’Агоста сунул сигару в рот.
Некоторое время он сидел неподвижно. Затем выругался, резко выдвинул верхний ящик и рылся в нем до тех пор, пока не нашел большую кухонную спичку. Чиркнув ею о подошву ботинка, он поднес огонек к кончику сигары и со вздохом откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к легкому потрескиванию табака при первой затяжке.
Резко зазвонил телефон внутренней связи.
– Да? – ответил д’Агоста. Это не могло быть жалобой. Он едва успел выпустить первую струйку дыма.
– Лейтенант, – услышал он голос секретаря отдела. – Вас хочет видеть сержант Хейворд.
Лейтенант негромко зарычал, выпрямился и переспросил:
– Кто?
– Сержант Хейворд. Говорит, что по вашей просьбе.
– Не знаю я никакого сержанта Хейворда…
В дверном проеме возникла женщина в полицейском мундире.
– Лейтенант д’Агоста?
Д’Агоста недоуменно посмотрел на нее. Как из столь миниатюрного тела может исходить такое глубокое контральто?
– Садитесь. – Он молча наблюдал, как сержант устраивается на стуле. Похоже, она считала само собой разумеющимся свое самовольное явление в кабинет начальства.
– Не припоминаю, что вызывал вас, сержант, – наконец произнес д’Агоста.
– А вы и не вызывали, – ответила Хейворд. – Но я знала, что вы обязательно захотите меня увидеть.
Д’Агоста снова откинулся на спинку кресла и затянулся сигарой. Пусть скажет, что хочет сказать, а уж потом он задаст ей взбучку. Не потому, что строго придерживается правил, а потому, что считает покушение на покой старшего по званию вопиющим нарушением дисциплины. Неужели один из его парней прижал ее в помещении архива? Только дела о сексуальных домогательствах ему еще не хватало.
– Речь идет о тех телах, которые вы обнаружили в Клоаке, – начала Хейворд.
– Вот как? – Слова сержанта вызвали у д’Агосты нехорошие подозрения. Считалось, что расследование ведется в обстановке глубокой секретности.
– До реорганизации я работала в транспортной полиции, – сказала Хейворд таким тоном, словно это все объясняло. – Я до сих пор дежурю на Вест-Сайде. Чищу от бездомных Пенсильванский вокзал, Адскую Кухню и сортировочные станции под…
– Постойте-постойте. Так, значит, вы ассенизатор? – прервал ее д’Агоста и тут же понял, что совершил ошибку.
Уловив насмешливое недоверие в его голосе, Хейворд вся напряглась и сдвинула брови. Повисло неловкое молчание.
– Нам не нравится это прозвище, лейтенант, – наконец сказала она.
Решив, что уже достаточно ублажил незваную гостью, д’Агоста бросил:
– Это мой кабинет.
Хейворд посмотрела на него, и по этому взгляду лейтенант понял, как меняется в худшую сторону ее мнение о нем.
– О’кей. Если вы хотите играть по таким правилам… – Хейворд глубоко вздохнула и продолжила: – В этих ваших скелетах, когда я о них услышала, я почувствовала нечто знакомое. Они напомнили мне о ряде недавних убийств среди кротов.
– Кротов?
– Людей, обитающих в тоннелях. – Ее снисходительный тон разозлил лейтенанта. – Бездомных, поселившихся под землей. Впрочем, не важно. Сегодня я прочитала статью в «Пост». Ту, которая про Мефисто.
Д’Агоста недовольно скривился. Этот вечно рыскающий в поисках скандалов Билл Смитбек нагнал страху на своих читателей и еще более ухудшил ситуацию. В свое время они были в некотором роде друзьями, но теперь, получив пост криминального репортера, Смитбек стал просто невыносим. И д’Агоста предпочитал не снабжать его конфиденциальной информацией.
– Продолжительность жизни бездомного очень мала, – продолжала Хейворд. – Даже меньше, чем у настоящих кротов. Но журналист прав. Недавно произошло несколько необычайных по своей мерзости убийств. Головы исчезли, тела разорваны. Я подумала, что вам это будет интересно. – Чуть подвинувшись на стуле и одарив д’Агосту взглядом ясных карих глаз (этот взгляд почему-то тревожил его), Хейворд закончила: – Впрочем, мне, наверное, следовало поберечь дыхание.
Решив оставить последнее замечание без внимания, д’Агоста спросил: