Дортмунд не изъявил особого желания откровенничать, когда Кросби спросил у него, куда забрали Трэгера двое спасателей из Конторы. Если их можно было назвать спасателями. Ему нравился Винс. Как было хорошо снова работать вместе с ним. Кросби вспоминал долгую дорогу до Покателло, явившуюся следствием того, что он побывал на балу на долговременной стоянке в аэропорту и пустился в погоню за «Хаммером» с убийцами. Несомненно, Трэгер высоко оценил его действия. Похоже, этим Кросби искупил то, как постучал ключами в стекло машины Винсента на стоянке под Сент-Луисом, тогда, несколько недель назад.
— «Отлично сработано, Трэгер».
Кросби поморщился. Эти его слова, сказанные лежащему на земле Винсу, раненому и скованному наручниками, сейчас казались дешевкой. Простит ли его Трэгер, когда тот повторит их еще раз?
Проезжая через городок Пината и приближаясь к мотелю «Тореадор», Кросби подумал было о том, чтобы свернуть к нему и снять номер. На самом деле больше всего ему сейчас хотелось проспать непрерывно часов двенадцать. И начать завтра утром, посвежевшим и полным сил. Однако нельзя предоставлять Винса Трэгера его судьбе, какой бы она ни была.
Каким мирным казалось шоссе… Теперь Кросби ехал медленно. Приблизившись к дому Джейсона Фелпса, он увидел, что ворота распахнуты настежь. Повинуясь внезапному порыву, Уилл свернул, выключил зажигание, погасил фары и бесшумно подкатил к гаражу.
Выйдя из машины, он остановился за ней. Если закрыть дверь медленно, может быть, никакого шума не будет. Кросби стоял, окруженный полной тишиной, уступавшей постепенно место стрекоту жуков, шороху листьев качающихся на ветру пальм, другим неопределенным звукам. В доме горел свет. Похоже, никто не услышал шума подъехавшей машины. Кросби прошел вдоль дома к тропинке, ведущей в обширные владения дона Ибанеса, из которых и был вырезан этот участок. Быть может, сейчас, после смерти Фелпса, эти земли снова будут присоединены к поместью.
На лужайку падал свет из окна кабинета. Двери были открыты. Но в комнате никого не было видно, поэтому Кросби направился к лужайке. Внезапно он застыл на месте, увидев меньше чем в десяти шагах неподвижную фигуру. Руки сложены на груди, голова упала вперед, свет из кабинета обрисовывает силуэт, оставляя черты в тени. Женщина. Но не Катерина Долан.
Словно почувствовав присутствие Кросби, женщина обернулась. Сдавленный крик, после чего она бросилась к дому. Оказавшись внутри, женщина пронзительно вскрикнула, и ее голос разнесся по всему дому.
Уилл сказал себе, что нужно поскорее уносить отсюда ноги. Однако его машина стоит перед домом. Он должен выяснить, привезут ли сюда Трэгера. Если женщина предоставит ему такую возможность, он ей все объяснит. Где Катерина?
Кросби остановился в раскрытых дверях кабинета. Послышался какой-то звук.
— Катерина?
— Кто тут?
Катерина медленно вошла в кабинет, но, узнав Кросби, тотчас же натянула на лицо обворожительную улыбку.
— Мирна, — окликнула она, — Мирна, все в порядке.
V
Что случилось?
Мигелю Арройо доставляло невыносимую боль, что такие люди, как Эмилио Сапиенса и дон Ибанес, не одобряют его действия, — а именно в их одобрении он отчаянно нуждался. Одно дело — возбуждать своих сторонников и играть роль героя-спасителя перед послушными зрителями, не задающими никаких вопросов. Но епископ и дон Ибанес, да и Лоури тоже, видели в предводителе «Справедливости и мира» нечто среднее между клоуном и врагом. И вот теперь еще появился Трэгер. Плох уже был марш протеста в Лос-Анджелесе, растянувшаяся по улицам на несколько миль колонна нелегальных иммигрантов, с дерзкими плакатами и транспарантами в руках. Однако своим призывом к оружию Арройо переступил черту, отделявшую его от дона Ибанеса.
Теория старика имела смысл только в том случае, если твоя сильная сторона — терпение. Проблему решит время; через несколько десятилетий латиноамериканцы смогут одержать победу демократическим путем, поскольку численностью они значительно превзойдут англосаксов. В таком подходе был свой смысл, однако для него не требовался вождь. То, что просто произойдет само собой, неизбежно, не оставляло места для героя. Но к чему привела альтернатива? Арройо предпочитал не думать о тех, кто погибал в пустыне, поскольку в этом случае трудно было не чувствовать свою причастность. Прилив адреналина перед морем внемлющих лиц заставлял Мигеля выкрикивать слова, которые удивляли даже его самого. Призыв к оружию, когда он его произносил, казался чем-то совершенно естественным. Но, о боже, люди ведь на него откликнулись.