— Янковец! — крикнул комиссар партизану. — Позовите ко мне командира роты Шукаловича.
Партизаны насторожились. Минут через пять Шукалович уже был около штабной повозки.
— Сделаем привал в деревне, товарищ комиссар, — сообщил он Лину, — приказ командира бригады.
— Подавайте команду, — приказал начштаба Гончаров.
— Завтра будем У цели, товарищ комиссар! — сказал Шукалович.
— Должны быть.
Навстречу им вышел Павел Татарчук — командир Гребеневского отряда.
— Комбриг приказал разместить штаб в этом доме, — доложил он.
Зашло солнце, погасли его краски на горизонте, в деревне заскрипели ворота, захлопали двери. Партизаны готовились немного отдохнуть.
Через час начальник штаба Гончаров обходил дома, где отдыхали партизаны, и проверял посты. Пройдя мимо последнего дома, он углубился в лес.
— Пропуск?! — властно прозвучал голос часового.
— Свои, свои, — поспешил ответить Гончаров.
— А, товарищ начальник штаба. — Из тьмы выступили два часовых с автоматами наперевес. Это были Александр Мельянец и Василий Реут.
— Где же остальные партизаны заставы? — спросил Гончаров.
— В шалаше они, отдыхают.
Мельянец вызвался проводить Гончарова.
В хорошо замаскированном шалаше сидели восемь человек. Горел костер, на рогатках висел котелок с водой.
— Чаек будем пить с пирожными, товарищ начштаба, — под общий смех проговорил никогда не унывающий разведчик Костя Чурилов.
— Все шутишь, Костя, — заметил Гончаров.
— А чего же не шутить. Вот рванем железку — и порядок будет.
За поясом у Чурилова — трофейный пистолет, в руках — кожаная плеть.
— Закурить бы…
Его угостили самосадом. Жадно затягиваясь, он начал, как всегда, рассказывать:
— К Припяти в разведку уходил.
— Ну и как?
— Чуть было мне гитлеровец лапти не сплел. И как получилось, — поблескивая глазами, продолжал свой рассказ Костя.
Гончаров присел около костра и стал слушать.
— Подхожу к селу. Где лесочком, где в рожь войду, ползком пробираюсь. Смотрю — никого. Обошел вокруг — ни души. Что за черт! Решил в хату зайти. Там у нас дочка связного жила. Помните, товарищ начштаба? — обратился он к Гончарову. — И в хате никого. Думаю, неужели всех жителей угнали гитлеровцы и сами смылись? Выхожу из хаты, а в дверях навстречу мне гитлеровец. Здоровенный такой. «Русь! Партизан!..»
Шапка на мне вот эта была. Видно, красную ленточку заметил. Стоит как вкопанный. Он на меня смотрит, я — на него. Глаза у него на лоб лезут, а сам бледный стал. Вот бы в кино заснять. Редкий случай.
— Ты тоже небось сдрейфил?
— Я-то испугался, — улыбнулся разведчик, — но не за себя, а за пакет больше переживал. И развернуться мне неудобно — тесно в сенцах. Он как хватит меня за грудь… Вылетели мы оба во двор. Вывернулся я да как ударю его ногой… Упал гитлеровец и винтовку из рук выпустил. Я убегать, он — за мной. Я тогда вот этот парабеллум выхватил, уложил его, а сам за сарай.
Чурилов докурил цигарку так, что «бычок» уже невозможно было держать на губе, и лишь тогда бросил его в костер.
— А в селах что творят эти гитлеровские подпевалы — полицейские. В одном селе нашего связного фашисты расстреляли. Обманули его. Заходят переодетые полицейские. Мы, мол, партизаны, убегаем от гитлеровцев, спрячь нас. Поверил им, спрятал, думал, и в самом деле партизаны. Убили человека. Жену его убили, двух дочек. Детишки были маленькие, и детишек не пожалели.
А в другом селе тоже вот так; пришли к одной женщине: «Мы партизаны, спрячь нас».
Поверила, спрятала на чердаке. Потом гитлеровцы пришли, а они, гады, эти полицейские, послазили с чердака, смеются: «Так вот ты какая… Партизанка, значит?»
Она — из хаты, они — за ней. Гонялись, гонялись, а поймать — не удалось. Бросилась в Припять… и утонула.
На рассвете снова в путь. Снова густой лес, мокрые коренья, беспорядочно сваленные подгнившие деревья, заросли кустов. Хотелось, чтобы над головой было широкое голубое небо, освещенное теплым августовским солнцем, хотелось попить чистой колодезной воды, увидеть людей, почувствовать запах жилья.
По карте впереди значилась деревня. Но мало кто был уверен, что она уцелела. Многие населенные пункты на карте значились, но вместо них были только полынь да бурьян. На сотни километров опустошили полесскую землю немецко-фашистские захватчики. Невозделанные поля, безлюдье, заросшие проселочные дороги…