— Слава тебе господи, вы приехали! — Мужчина, пригибаясь, пожал руку Волкова своими мозолистыми ладонями, — мы вас-таки дождались, барин.
— Какой я вам барин? Зовите меня… гражданин комиссар. Или по имени отчеству. Нет боле в вашей жизни ни бояр, ни князей, ни господ. Мы теперь все одно… граждане.
— Как вам будет угодно. Меня звать Николай Николаевич Черных. Вы простите нас, тёмных. До города Петра и до Москвы далече. Мы с новым порядком мало знакомы. Всю жизнь человека высокого господином аль барином называем. Вы, наверное, устали с дороги, обмёрзли?
— Не без того. Начальство распорядилось, чтобы я проживал здесь.
— Конечно. Дом ваш готов, затопить его только надобно.
Стоящая неподалёку Ефросинья метнулась к двери, отпёрла её и крикнула:
— Игнат, иди, наколи дров, будем печь господину военному топить, — сама же женщина схватила из-под лавки пару горшочков и исчезла в метели.
— Жена моя, — староста гордо мотнул головой в сторону хлопнувшей двери, — хозяйственная. У ней всегда порядок. Сварливая только шибко, но она не со зла, природа у неё такая. Вы, может, курите?
— Курю.
— Ну, давайте, покуда всё не организуется, подымим малость, — Николай порылся в одеялах, сваленных на печи, и выудил из вороха приличное пальтишко, — тут за хатой дует не так шибко.
Спустя мгновение оба сладко втягивали дым, любуясь то разгорающимися на вдохе, то вновь гаснущими на выдохе кончиками папирос.
— Позволите вопрос, гражданин комиссар?
— Задавайте, не стесняйтесь.
— А вы кто по происхождению будете? Вы простите мне такие вопросы. Просто до сих пор не верится, что из нас… простых можно выйти в высокий чин.
— Ну, звание моё не так уж и высоко. Но советская власть даёт возможность каждому стать тем, кем тот захочет, было бы желание. Я вот… такой же крестьянин, как и вы. С рождения на земле. Потом война… я на фронт подался. За приключениями, бить врага за царя… дурной был. В окопе я впервые прочёл листовку с обращением марксистов к русским солдатам. Всё встало на свои места. Рабочие и крестьяне… мои товарищи и родичи гибли на ненужной никому войне, развязанной кошельками буржуев и помещиков, да самодурством царей и генералов. Правящему классу было плевать на жертвы, голод, страдания, темноту, окружившие их народ, и на трупную вонь изжившей себя государственной машины. Произошла революция. Имперская армия стала Красной. Меня как добровольца и активиста приняли в партию, подучили. И я стал тем, кем должно.
— Ух ты… и что же, все так? И мы сможем махнуть туда? В города?
— Отчего нет… если будете на совесть работать, уважать закон, то общество примет вас как граждан. Государство вас поселит, выкормит, оденет.
— А деньги?
— Они будут без надобности. Но об этом как-нибудь позже. А чем занимались местные прежде?
— Район у нас, в общем-то, богатый. Три дерёвни на такой малый кусок земли, шутка ли? В основном лесовальным промыслом жили. Многие мотались в шахты на уголь. Но предки наши охотниками были, да. Тут шкурного зверя много обитало, да и обитает. Волки, лисы, медведи, зайцы. А при Столыпине край ещё пуще расцвёл. Его вагоны тут частенько катались, туды-сюды. Столько народу со скотом и скарбом привезли, что аж деревенька появилась, «Новые змеёвки». Пытались тут сельское хозяйство наладить… получалось. Не Амурская губерния, конечно, но тоже кое-что. А потом война, сами понимаете. Мужиков позабирали, потом юношей. Одни бабы с детьми, да такие, как я, старики. Кто в города бежал, кто с голоду и холоду помер, кто в лес от службы прятаться. Как революция, часть народу верталось. Но куда там… гражданка началась. Тут же белые были! Ироды. Пытались железку держать. Хаты жгли, вернувшихся мужей от семей к себе тащить силком начали, по людям стреляли, шпионят, мол. Тут красные, то бишь вы подошли, белых за речку откинули. Те в той «Новой змеёвке» засели. Ох, что там было… Жуткая эта война. Человекопротивная. Брата на брата травит. Заставляет сыновей родных отцов штыком колоть. Народ рвёт на части.
— Да… но скоро это закончится, — огонёк Волковской папиросы осветил побледневшее и осунувшееся лицо Николая, — а рыбаков в вашем крае много?
— Имеются. Да какая тут рыбалка… речка хоть и полноводная, да живности в ней немного. Никакого терпения не хватит на таком морозе с удочкой стоять.
— А чего там — шашкой динамита, и дело с концом, — Волков хитро посмотрел в глаза старосты.
— Шашкой? — Глаза его округлились, — да что вы, откуда?
— Не темни, Черных. Мне вот донесли, что у людей твоих оружия в достатке.