— Да я… — со страху Николай обронил изо рта папиросу, — господин… гражданин комиссар, не гневайтесь. Поймите, страшно людям, вот и тащат… кто с фронта, кто так просто с земли поднял. Я же говорил, бои тут были. Тут все мирные. Если вы за поезда, то это никто из наших…
— Успокойтесь, Николай, — комиссар достал ещё одну папиросу и отдал старику, — бояться больше нечего. Я здесь, а со мной и новые законы. И законы говорят, что оружия, особенно хищёного, у мирного населения быть не должно. Так что готовь своих людей к тому, чтобы отдавали всё по-хорошему, и никто их не тронет. И гонцов в соседние селения отправь с этим моим приказом. Мне нужен порядок, а вам нужен мир и безопасность. Поможем друг другу?
— Поможем. Ещё как поможем.
— И вот ещё что. Собери завтра всех взрослых у моей хаты. Пораньше желательно. Потолковать надобно, познакомиться.
— Всё сделаю, всё.
Откуда-то сбоку донеслись скорые шаги и выкрики.
— Где он? Слышал же, приехал! Где? — Доносился молодой мужской голос.
— Кого там ещё нелёгкая несёт… — закряхтел Николай.
Наконец из тьмы вынырнул молодой парень в наспех накинутой овчине. Он заметно прихрамывал и периодически проваливался в снег, чудом не падая в сугробы навзничь. Добравшись до двоицы, он упал на колени и крепко вцепился в подол шинели Валерия.
— Прошу вас, милостивый государь. Найди, накажи! — голос его, то переходил на дикий крик, то на еле разборчивый шёпот, — только покажи, кто, а я уж сам переломаю ему все кости, выгрызу сердце!
Парень был на грани безумства. Его глаза… распахнутые, с сузившимися до размеров игольного ушка зрачками, влажные от снега, казались выцветшими в холодном свете луны. Лишь тупая боль попавшего в капкан зверя читалась в них. Волков с трудом оторвал скрюченные пальцы от своей шинели и с помощью Николая поднял полубезумца на ноги.
— Тише, тише. Что ж ты делаешь, Ванька…
— Кто это? — Спросил Волков, оглядывая юношу.
— Иван, сын Макара, нашего дровосека. Он…
— Найдите, найдите, найдите! Убийца! Ходит по земле убийца! Убил её!
— О чём он? — Только сейчас Волков заметил, овившуюся вокруг кулака Ивана серебряную цепочку с маленьким крестиком.
— Эх-х-х… — Николай сменился в лице, — невеста у него померла. Настю с сестрёнкой вчера вечером сторож нашёл. На лесной опушке. Зверь подрал…
— Врёшь! — Иван вцепился в ворот пальто старосты, — брешешь, сукин сын! Не зверь то был! Боишься сказать, что при тебе душегуб на селе завёлся!
— Успокойся малохольный. Подумай, в чём меня винишь?! Совсем разум потерял!
— Довольно! — Волков разнял бранящуюся пару, — кто-то что-то видел кроме сторожа?
— Василиса! — взвыл Иван.
— Кто такая? — Волков обратился к старосте.
— Дочь Федота Ивановича. Они бежали из Новых Змеёвок с месяц назад. Она была вместе с почившими в тот вечер. Смогла сбежать. Вы поймите, она и до этого была не в своём уме. А теперь уж вовсе юродивая стала.
— Ясно. Я займусь этим. Слышишь, Иван, займусь! Завтра осмотрю место, поговорю со сторожем, Василисой. Если это и вправду был не зверь, найду, а коли зверь… не серчай. Жить дальше надобно, — Волков положил ладонь на голову парню, — как бы трудно, больно ни было. Ради Насти точку не ставь. Она хотела бы, чтоб полюбил ты ещё, чтоб работал, чтоб радовался. Слышишь?
— Да… найдите его. Коли смерть её отомщена будет, жить буду. А коли нет… сам пойду к невесте моей прощения просить. Прощения… прощения… — юноша медленно побрёл куда-то в противоположную сторону, от которой пришёл. Белые линии валящего мокрого снега на фоне черноты улицы медленно заштриховывали сначала его руки, потом лицо, живот и, наконец, спину, пока не остался лишь голос, — прощения… прости меня, Настенька! Прости…
Из напряжённого молчания мужчин вывело эхо женского голоса.
— Николушка! Зови господина комиссара! Готово всё!
— Идёмте в дом. Час поздний, да и вам согреться надо. Завтра день тяжёлый предстоит для всех.
Староста повёл Волкова вдоль деревенской улочки и указал на далёкие огни.
— Вон он. Хата хорошая. Моему другу принадлежала, земля ему пухом. На войне погиб. Ни сыновей, ни дочерей у него не было. Жена прошлой зимой от лихорадки померла.
— Не жалко вам отдавать дом друга мне?
— Что вы! Мы народ гостеприимный. Согласно укладу, всё лучшее отдаётся гостю. К тому же тут близко к дороге и лошадку есть, где держать. Там просторно, есть, где развернуться. У вас работы много письменной, а там и стол, и стул. Опять же, дом сторожа и мой дом поблизости. Вот мы и пришли, — Николай открыл перед Волковым дверь.