— Я вижу, вы знаток, — Валерий зашёл в дом вслед за хозяином.
— Увлекаюсь немного. Мне интересны мысли, которые транслируют ваши лидеры, — мужчины зашли в небольшую лавку с несколькими прилавками, — это мой магазинчик. После войны торговля в городе пошла на спад, я разорился и решил переехать с небогатыми пожитками сюда. Местные, конечно, тоже не особые знатоки, но хоть что-то покупают. Сейчас это скорее музей…
Волкову бросился в глаза необычный сервиз из прозрачного жёлтого стекла.
— Интересное изделие.
— Урановое стекло. Большой раритет нынче. Честно признать, я думал вас заинтересует наша коллекция ножей.
— Я уже немного устал от оружия.
— Тогда я предлагаю вам подняться наверх. Там у меня кухня и зал. Какое вино предпочитаете?
— Никакое. Я не особо пью и не разбираюсь.
— Тогда положитесь на мой вкус. Располагайтесь, где хотите, — Беломестных открыл буфет и достал оттуда бутылку с потёртой этикеткой и три бокала, — и всё же замечательно, что вы попали ко мне. Мне давно хотелось поговорить с социалистом.
— На предмет?
— На предмет жизнеспособности вашего учения. Вы знакомы с трудами Дарвина? — Максим наполнил бокалы и протянул один из низ Волкову.
— Не так хорошо, как хотелось, но эволюционное учение одно из основных в моём деле.
— Ну да… теория старика Чарльза убийственна даже для самого слепого паломника веры. Так вот, не кажется ли вам, что теория Маркса противоречит самой человеческой природе? Ведь мы порождены конкуренцией. Вся наша жизнь — это борьба, и тот, кто в этой борьбе выживает, достоин оставить своё потомство. Так из самого простейшего существа появился человек. Это наше бытие, а бытие рождает сознание. Так как можно всерьез воспринимать учение, говорящее об общем равенстве, отмене материальных благ, рыночной конкуренции?
— Но ведь естественный отбор закрепил в нас и такие чувства и черты, как сострадание, эмпатию, социальность. Человек может и должен перешагнуть черту, вменяемую всей остальной природой. Мы способны объединиться по принципу классовости и безвозмездно помогать друг другу. Это не предполагает отказ от материального, а предполагает, что за твой труд будут расплачиваться своим трудом. Не менять кирпич на хлеб, а менять само производство кирпичей, на саму способность печь хлеба.
— В таком случае, что делать мне? Ведь моя профессия окажется без надобности? Как торговать?
— Вы правы, торговля отпадёт за отсутствием необходимости. Все товары будут передаваться или изыматься по доброй воле. Вы сами сказали, бытие определяет сознание. Я предлагаю вам переучиваться, поменять своё бытие. Будущей России понадобятся металлурги, инженеры, столяры, механики. Нашему обществу предстоит коренным образом поменяться. Развитие общества будет зависеть уже от преобладающего общественного сознания и различных форм развития сознания каждой из личностей в отношении к окружающим. Каких людей будет больше, эгоистов или альтруистов, от того будут зависеть и социально-экономические законы в обществе! А это означает, что сознание человека определяет воспитание человека, его жизненный опыт и образование в процессе бытия, а бытие уже определяет сознание большинства!
— А вы уверены, что победу одержат альтруисты?
— Я приложу к этому все усилия.
На лестнице послышались шаги. Сверху спустился Дмитрий.
— Всё готово.
— Отужинаете с нами? — Беломестных осушил свой бокал.
— Нет, благодарю, — Валерий одним глотком опрокинул свой, — завтра рано вставать. Пожалуй, я пойду спать.
— Добрых вам снов… комиссар.
Волков проснулся в полной темноте. Занавешенное окно не пропускало ни одного лучика света. Ему приснилось, что его зовёт голос Василисы. Голос звучал искаженно, будто его уши были погружены в воду, и эхом отдавался в голове. Полежав с минуту, Валерий понял, что ему не чудится. Василиса действительно завала его. Он не сразу разглядел её силуэт у окна.
— Валера… филин… так б-о-о-о-льно…
— Василиса, я сейчас…
Он опустил босые ноги на холодный пол. Глаза уже привыкли к мраку чердака.
— Валера! Прошу… посмотри…
Волков на ватных ногах зашагал к окну. Зрение обманчиво то приближало, то отдаляло его.
— Василиса… я уже почти… — Валерий схватился за шторы, но промедлил.
За окном скрипнул карниз, словно на нём сидел кто-то тяжёлый. То, что притворялось Василисой, начало расползаться, меняя свои очертания и увеличиваясь в свете луны до пугающих размеров.