Отогнув сеть, Волков тихо спустился по крутым земляным ступенькам, миновал короткий коридорчик и вошел в основное помещение землянки. Оно было намного больше, чем казалось снаружи. Почти всё пространство его занимала печь, сложенная из кирпича и огромное количество ящиков, набитых одеждой и оружием. Лишь у земляных стенок были вколочены длинные скамьи, да у противоположной от входа стены стоял добротный стул. На стуле сидел один, на скамьях располагалось ещё трое. Ближе всех у входа лежал Беломестных младший. Лицо его было бледно, серая шуба была разорвана на животе. Живот был весь перемотан и забит красной ватой. Свисающая его рука до сих пор была облачена в странную кожаную перчатку с четырьмя выпирающими из всех пальцев кроме большого ребристыми лезвиями. Остальных Волков тоже узнал.
— Руки вверх, господа офицеры. Звери в костюмах людей.
— Выжил, сука, — Федот Иванович с отвёрнутой набок одноглазой маской медведя, вскочил с лавки и бросился на Волкова.
Потребовалось два выстрела, чтобы тело его обмякло и упало к ногам комиссара. Заметив краем глаза мимолётное движение, Волков наотмашь хлестнул саблей по руке Максима Беломестных, тянущейся к револьверу. Тот скривился и сжался всем телом, ожидая следующего удара. Но его не последовало. Изнеможенный, еле стоящий на ногах Волков, стараясь не подавать виду, убрал саблю в ножны и ухватился за наган обеими руками.
— Всем сидеть на месте! Руки поднять!
Все повиновались.
— Если вы считаете, что я испытываю к вам хоть какое-то уважение, то вы ошибаетесь. Да, вы почти заставили меня поверить. Поверить в то, что все знания мои о мире ошибочны. Я почти склонился перед вами, почти сошёл с ума. А в итоге всё это лишь грязный спектакль с набором трюков: горючая смесь без запаха, горящая инфернальным пламенем, необычайные устройства из медвежьих капканов, оставляющие следы гигантской птицы на ветвях, костюмы из звериных шкур и маски из папье-маше с глазами из уранового стекла, диковинные сапоги с высеченными на подошве звериными следами. Но этого было мало… Вам нужен был козырь. Человек, которому бы я доверял, человек, которого считал бы жертвой, человек, способный мастерски сыграть умалишённую, подмешать мне в чай дурмана, а затем пропасть. Человек… — Волкову удалось перехватить руку с зажатым шилом возле своего горла. Он не взглянул в бешеные девичьи глаза, — …который влюбил меня в себя. Можешь собой гордиться Василиса. Мать воспитала из тебя прекрасную актрису и конченую тварь.
Он толкнул её вперёд, к остальным.
— Глаза мне открыла поездка в Воронцы. Казалось бы, какое чудо… в глотке одной из убитых девушек обнаруживаются весенние цветы. А на дворе зима, Сибирь. На верный ответ меня натолкнул ваш сад, Беломестных, или как вас там… Стрельницкий, Филин? Точнее теплицы, стоящие в вашем саду. Дальше проще… ваш сын, при всём уважении на вас непохожий. Он же Кабанов, он же Волк. Я заметил на его щеке шрам, оставленный, судя по всему, моей пулей. Далее вы, Кириллов, — Волков обратился к сидящему на стуле, — я, пожалуй, буду к вам обращаться настоящей фамилией… Варавацкий. Господин Варавацкий самый старший из вас и по возрасту, и по званию. Уверен, именно он подговорил вас бежать из «Новой змеёвки», убить вашего начальника, Павла Смелянского, а затем грабить поезда и заниматься вот этим всем. Вы пытались держать себя в руках. Думали, что замели все следы. Действительно, телеграфиста вы убили. Это сделала дочь Головина, точнее, дочь старшего лейтенанта Белевецкого. Она не успела уничтожить шифровки, это правда. Но без ключа от них нет проку. К тому же, попыток лишить меня следа вы не оставляли. Но ваша гордость и самоуверенность, Варавацкий, сыграли с вами злую шутку. Уничтожь вы ключ или спрячь его понадёжнее, я бы никогда вас не нашёл. Но вы оставили его на самом видном месте, рассчитывая, что я тупая скотина. Что не распознаю под обложкой большевистской методички священное писание для вашего белогвардейского брата — «Очерки русской смуты Деникина».
— Да чтобы немытый солдафон со мной так держался! Молчать! Я! Я! Хозяин этих мест! Я сторонник богом избранного режима, богом поставленного наместника земного! А вы, мужичье да бабьё, немцем купленные, богоизбранника и всю семью его гнусным образом изничтожили! На хозяев руку подняли, с ружьём на командиров пошли! Предатели! Из-за вас Россия в огне да руинах навек останется. Всякий мыслитель да творец бежать от вас будет за кордон! Народ российский кровью вас затопит! Я! Я вас бить буду всегда — любыми средствами! Террором ли, боем ли, голодом ли, силами бандитскими, английскими, польскими, французскими — плевать! Я самому дьяволу душу продам, чтобы большевистскую погань из народа выжечь каленым железом!