— Ты это видела?
— Что?
На полу лежит маска и плащ. Человека нигде не видно. А был ли внутри человек?
Оборачиваюсь к Аглае. Она кажется бледной, даже белой.
— Всё кончено, Бурах. Они знают. Мне уже не спастись.
— Ты видела, куда он делся?!
— Это уже не имеет значения. Он отправился докладывать своим хозяевам. В этом вся беда этих театральных масок — никогда не можешь с уверенностью сказать, кто именно с тобой говорит из-под клюва.
Мне ли не знать. Вот уже несколько дней у меня случаются презабавнейшие диалоги с носителями таких масок.
— Кому он отправился докладывать? Генералу Блоку? Думаешь, он был из военных?
— Какая разница теперь. Мне не спастись. Я уже знаю, чем всё закончится. Единственный вопрос — когда.
— Но почему? Мы нашли панацею, осталось только добраться до источника живой крови. Зачем военным казнить тебя?
— Ты же не станешь спрашивать у пружины мышеловки, зачем она ломает мышиный хребет? Вот и я бы не стала. За Властями, за всеми силами присланными извне, за этими людьми в форме... — невесёлый смешок, — да даже за мной — стоит чужая воля. Недобрая воля. Которая не желает спасти, а желает разобрать по кирпичикам, добраться до природы, вытянуть все жилы и найти причину и следствие. Чтобы затем уложить в отчёт аккуратными столбцами цифр. Решить и привести к общему знаменателю. А дальше хоть трава не расти.
Она трёт глаза. Вся бравада, вся уверенность, которая била в глаза в первый день её появления здесь, постепенно выцвела, слезла, как старая краска. Интересно, когда она спала в последний раз? Спала ли вообще со дня своего прибытия?
— Я отправила курьеров. Троих. — Она поворачивается ко мне спиной, усаживается за стол. — Возможно, через несколько часов сама пойду в Управу, убедиться, что генерал получил координаты. Больше ничего сделать нельзя. Идите, Бурах. Вы свободны.
Скрипит выдвижной ящик. Что-то тяжёлое положили на стол. Мягкий, почти нежный поворот механизма, звук доставленного в барабан патрона. В одну секунду я понимаю всё.
— Нет.
— Вы свободны. — С нажимом повторяет она. Я не вижу её лица. Ни один волосок не выбивается из прически. Застегнута на все пуговицы. Готова к встрече со смертью.
— Аглая, постой. Не надо.
— Всё, на что я могу повлиять — когда это случится. Даже не «как», не говоря уже о других вариантах. Я просчитывала их, знаешь ли. Ещё когда меня только направили сюда. Если бы прожить ещё хотя бы год...
— Не говори так!
— ...целый огромный год...
Я слышу приближающиеся голоса за дверью. Тяжёлая поступь солдатских сапог. Хриплые, короткие команды.
У меня пара секунд. Не задумываясь, что я делаю, хватаю Аглаю выше локтя, тащу к двери. Время остановилось. Она как-то сразу обмякла, точно потеряла всю уверенность. Я боюсь даже смотреть на её лицо. Маска и плащ. Не знаю, был ли это материальный человек или злое существо из степи — одежду он сбросил. Запахиваю плащ, надеваю на Аглаю птичий клюв Муу Шубуун; за секунду до того, как всё снова приходит в движение, встречаюсь с ней взглядом. Глаза тёплые. Она поняла. Гений всё-таки.
— Помнишь, где я живу? Рядом с заводами, можно лодкой от Каиных. Через разрушенную стену, там увидишь здание большое, рядом бык пасётся. — Нахожу её руку, вкладываю несколько «ногтей» — все, что были. Клюв кивает. Поняла. Умница.
Когда заходят солдаты, я трясу человека в маске за плечи.
— Что значит, сбежала?! А ты где был? Тебя же к ней приставили! У неё документы для генерала, если их не передать, тут всё взлетит на воздух меньше, чем через сутки!
Не переиграть бы. Стараюсь представить под маской лицо своего ночного гостя.
— Где эта сука, чёрт возьми! Побежала на станцию? Значит, ещё можно нагнать! Пошёл вон, сторож!
С силой протискиваюсь между солдатами, выталкиваю фигуру в маске на улицу. Остаётся надеяться, что эти театральные костюмы хоть немного защищают от заражения. Лишь бы добралась...
— Вы кто такой? Имя, звание, цель визита.
Армейские, кажется, уже пришли в себя. Их трое. В грязной форме, маски закрывают лица. У двух винтовки, третий, кажется, их командир, с револьвером на поясе. Один загородил мне выход, второй пошел проверять наверх. Сейчас надо выиграть ей время. Хотя бы пару минут.
— Бурах, местный хирург. У меня дело к инквизитору.
— По какому вопросу?
Не думаю, что стоит лукавить.
— Найден источник заражения. Он не под городом, а под этой Башней у реки. У инквизитора были все доказательства. Так мне сказали. И где теперь её, чёрт возьми, искать?
Второй солдат спускается по лестнице, направляется к рабочему столу. У меня всё внутри холодеет. Дамский револьвер так и лежит поверх рабочих бумаг. Вышла бы она из Собора безоружная?
— Сержант!..
Тот, что меня допрашивал, оборачивается к подчинённому. Не давая себе времени на раздумья, хватаю его за голову и бью лбом промеж глаз.
— Эй! Стоять, сука!
За спиной ругань и хлопки выстрелов, взрывается щепками дверной косяк рядом с левым ухом, жар обжигает щёку. Быстрее, быстрее... Аглаи не видно. Надеюсь, она выберется. Сворачиваю к реке и только тут вспоминаю, что отдал ей все ногти. Одонг не повезет меня без оплаты, слишком тяжёлый, говорит... Шудхэр! Ладно, пойдем кружным путём. Я слышу хриплый мат и стрельбу со стороны Собора. Прячусь за каменной оградой, аккуратно выглядываю.
Вся троица стоит у распахнутых дверей и лениво палит из винтовок во все стороны. Одно хорошо с песочной язвой — на улицах пусто, все по домам отсиживаются...
Стрельбу прекратили. Видимо, патроны кончились. Один из солдат снимает маску и прикладывается к бутылке твирина. Второй, со сломанным носом, сплёвывает в сторону и закуривает. До меня долетает обрывок разговора.
— ... выдвигаемся к Лонгину. Генералу об этом не докладывать.
— В городе наших ещё два отряда и один на путях. Не сбежит. Успеется.
— Нос мне разбил, падла. Застрелю суку, как увижу.
— Да вроде не сломал. Помнишь, как я на Бродах приложился? Швы накладывали...
Не похоже, что они собираются меня искать. Или что направятся к генералу с отчётом. За мной не объявят охоту? Аглаю ищет не вся армия, а только отдельные отряды? Что, черт возьми, вообще происходит в армии? Раскол? А может, это дезертиры?
Дворами пробираюсь до северного моста. Который час? Темно, ни зги не видно. Когда добрался до Собора, было десять. Значит, сейчас почти одиннадцать. Надо найти генерала. Убедиться, что бумаги у него. Инквизитор... О ней сейчас лучше не думать. И домой не заходить, чтобы не привести хвост за собой. Надеюсь, она доберётся. А сейчас — к делу.
Управа встречает меня баррикадами. На улицах навалены мешки с песком, куча солдат, все куда-то спешат. В свете костров вьются в воздухе хлопья чёрной сажи, но на них уже никто не обращает внимания. Привыкли.
Скрипят двери. В Управе тепло, хорошо топят. Внутри столько народу, не протолкнуться. Я оглядываюсь по сторонам, не вижу здесь генерала... Зато вижу кого-то, кого встретить здесь точно не ожидал.
Форель. Стоит в уголке, прижимая к груди скомканный голубой платок. Бледная как смерть. И дрожит. Чувствую недоброе, подхожу ближе. Это револьвер у неё, что ли? Армейский, трофейный, выглядывает из-под платка. От отца остался? А сама дрожит, точно птичка. Заметила меня.
— Его нет.
Она тоже пришла к генералу. По его душу. С отцовским револьвером.
— Дура...
Она бросает на меня обиженный взгляд, но я слишком устал, зол и испуган, чтобы церемониться.
— Ну как же не дура, смерти ищешь!
— Ничего у меня не вышло... Ничего у меня не вышло...
Форель роняет голову. Слёзы текут по щекам, капают на каменный пол. Хорошо, что вокруг столько народу. Как давно она тут стоит? Два часа? Четыре? С утра?
— Это что там у тебя? Револьвер? Дай сюда. Только тихо.
Стараюсь аккуратно вытащить платок из сжатых пальцев. Не даёт, вцепилась, а сама бормочет, будто бредит.