Я должен идти.
— Остановись!
Я ничего не чувствую. Каменное лицо. Не вдохнуть.
Она бросается на меня, встаёт на пути, прижимается так близко. Сжимает крепко, до боли. Я не знал, что в ней, маленькой и хрупкой, может быть столько силы.
— Стой. Подожди минуту. Одну минуту. Не уходи никуда. Дыши.
Я не могу.
Не могу вдохнуть.
Не могу.
Из груди вырывается всхлип.
Чёрт.
Нет.
Я не могу перед ней плакать.
Шудхэр.
Нет.
Но я не могу сдержаться. Меня трясёт.
Все эти двенадцать дней наваливаются разом и давят, давят. Столько смерти кругом. Только смерть. Окровавленное, выпотрошенное тело Нараны. Истекающий кровью бык на кургане Раги. Крики умирающих из-за стен Термитника. Распростёртое на земле тело Вороники Крой. Ничего живого не осталось. Удург мёртв.
Я не оплакал своего отца. Все эти сумасшедшие дни я бежал от своей скорби.
Я сворачиваюсь от рыданий, стараюсь отвернуться.
Она не даёт, держит.
Теплые руки. И губы. Тёплые.
Она тёплая.
Что-то разрывается внутри. Я плачу и не могу остановиться.
Слова не нужны. Имена не нужны. Все границы стёрты. Все ограничения.
Она укладывает меня на землю, прижимает к земле, не давая отвернуться.
Шепот расстегиваемых пуговиц. Раздевает меня, как маленького ребенка. Темнеет. Я не вижу ничего вокруг, только белизна тела. Прикосновения. Больше не нужно прикасаться словами.
Касаться нужно кожей.
Земля тёплая, ещё не отдала дневное тепло. Аглая тёплая.
От её волос пахнет степью и твирью. И чем-то горьким. Бьётся жилка на шее.
Я чувствую себя большим и неуклюжим. Я чувствую себя беззащитным.
Как когда я входил в Бойни, раздетый, безоружный, не зная Линий, не зная, что увижу там.
Но сейчас всё по-другому.
Её лицо склоняется надо мной, она сама ведёт меня по Линиям своего тела, увлекает за собой.
Ближе. Хочется ещё ближе.
Слова не нужны.
Дыши со мной.
Дышу.
Прикасайся.
Да.
Возьми меня.
…Да.
Мои руки способны не только убивать. Прямо сейчас они дарят радость. Её тело раскрывается мне навстречу без единого надреза, и эта пробежавшая судорога — не боль. В её голосе — экзальтация, отрицающая смерть. В её глазах тепло, согревающее мир.
Два тела среди шепчущей, звенящей твири. Когда соприкасается обнаженная кожа, меня обдает жаром. Голова кружится. Раскрытое тело. Оголённый нерв. Каждое прикосновение — почти боль. Каждое движение — медленная пытка. Каждый выдох — головокружение. Прямо сейчас я чувствую всё — нас с Аглаей, степь и небо, землю и ветер, Бодхо и Суок — мы ощущаемся как единое целое, как один огромный, тяжело ворочающийся во сне организм. Я чувствую биение сердца Удурга. Я чувствую, как нас баюкает земля. Я верю во все степные легенды. Сейчас — верю. И мне страшно. Неужели возможно испытывать всё это сразу, одновременно и при этом оставаться живым? И если это не прекратится сейчас, секунду назад — я сгорю в этом бескрайнем, бесконечном тепле. Я плавлюсь от её внутреннего жара, когда Аглая касается меня словами. Едва слышно.
— Артемий. Артём. Тёма…
И это тоже Линия. Или ниточка. Что-то, что тянется к детству, первым несвязным воспоминаниям, неясным образам, материнскому голосу. Я не могу сдержать стон, тепло поглощает меня, накрывает горячей волной, и я сам превращаюсь в жидкий огонь, и сгорая кричу её имя.
— Я боюсь засыпать. Мне кажется, что я закрою глаза, а когда проснусь — ты исчезнешь. Мне страшно.
— Не бойся. Я здесь. Пока я тебе нужна — я здесь.
Прикосновение прохладных губ ко лбу.
— Спи.
Я проваливаюсь в темноту.
И впервые за эти сумасшедшие дни я засыпаю без сновидений.
Комментарий к Живая кровь Я параллельно работаю над переводом данного фанфика на английский, поскольку изначально начала писать его для друга, который не знает русский. Поэтому какое-то время обновлений не будет – две недели, может, три. До конца осталось недолго. Потерпите. Надеюсь, мне удастся удивить вас в конце. Если не трудно – оставьте отзыв. Очень трудно писать в пустоту.
====== Вагон ======
Я просыпаюсь медленно, постепенно. Сейчас глубокая ночь. Степь. Шепчет твирь.
Чувствую себя отдохнувшим и пустым. В голове прояснилось.
Аглая спит рядом, уткнувшись носом мне в подмышку. Тонкие ключицы. Ровное дыхание. Волосы в беспорядке разметались по степной траве. Нужно бы чем-то укрыть её. Мы замерзнем, если продолжим так лежать. Спать в степи в сентябре — слабоумие на грани самоубийства. Велик риск просто не проснуться.
Но почему-то сейчас мне не хочется её будить.
Просто выспаться безо всяких сновидений — уже огромное счастье. Мне ли об этом не знать.
Прикасаюсь к обнажённому плечу, Аглая ёжится. Тёплая.
Шудхэр. Чувствую, как краснеют уши. Наверное, не стоило нам этого делать. Завтра она передумает, и ей станет стыдно. Я не хочу сейчас думать об этом. Точно не сейчас, когда она так близко, когда мы соприкасаемся кожей.
Шепчет твирь. Мы уснули где-то совсем рядом с курганом Раги. Там растёт много степных трав, как и на любом месте, где проливалась кровь.
Нужно встать, хотя бы ненадолго. Штаны надеть.
Накрываю Аглаю плащом. Не хочу, чтобы она замёрзла. Она сворачивается в клубок, поджимает голые ноги, пытаясь сохранить тепло, судорожно вздыхает во сне. Очень хочется к ней прикоснуться, обнять, но боюсь разбудить. Пусть выспится.
Тёплая.
…Так, сейчас точно не время для таких мыслей.
Может, развести костёр? Скоро утро, похолодает. Найти бы растопки…
Мы в степи. Море травы, ни одного дерева на километры вокруг. Разве что к самому кургану подняться…
Вспоминаю, что последней спичкой я подкурил папиросу Люричевой. Даже если найду растопку, поджечь её будет нечем.
Будить или не будить?
Поломав голову над такой нехитрой дилеммой, я выбираю второе. Может, это рядом с Аглаей мне не снятся кошмары? Может, именно тогда, когда она обнимает меня во сне, все эти сумбурные сны наконец отпускают меня, понимая, что я больше не в их власти?
До рассвета пара часов. Попробую заснуть, хоть ненадолго. Стараясь не потревожить, ложусь рядом с Аглаей на примятую траву. Чёрт, колется.
Шудхэр, как же я устал за эти дни…
С востока дунул холодный ветер, растревожив утихшую было твирь. Звон и шепот расходится волнами по всей степи. Встали дыбом волосы на затылке, будто кто-то прошёл по моей могиле.
Аглая дрожит под шерстяным плащом.
Притягиваю её ближе, согрею хотя бы так…
Она шипит сквозь зубы, как от боли, отстраняется. Бормочет сквозь сон.
— Не надо…
— Что? Я же просто…
— Не трогай. Больно.
Я что, перестарался вчера? Шудхэр, я даже не могу вспомнить, как это было. Она налетела на меня как огромная птица, и…
Удержала меня. Остановила от того, о чём я мог бы пожалеть потом. Остановила собой.
Я не думал о ней в тот момент.
Ну, думал, конечно, но…
Я причинил ей боль? Вчера мне казалось, что это приносит удовольствие нам обоим.
Кажется, я думаю сейчас не о том. Я вижу, что Аглая дрожит всё сильнее. Дует ветер. Разговаривает многоголосая степь. Поёт твирь.
Мне кажется, что-то огромное, древнее, смотрит на нас сверху. Я слышу нарастающий гул в своей голове. Аглаю трясёт. Хочу позвать её по имени, но голос не слушается. Пытаюсь дотянуться, но руки точно налились свинцом. Голова кружится.
Гул нарастает.
Темнота.
Вижу из-под век танцующие цветные пятна. Тепло. Треск поленьев. Слабо пахнет дымом. Открываю глаза. Костёр.
Рядом сидит Самозванка. У неё странное лицо.
— Опять ты…
— Выспался? Кажется, тебе удалось ненадолго отключиться.
Оглядываюсь по сторонам. Знакомое место. Мы где-то на возвышенности, но после яркого света костра я ничего не могу разглядеть. Немного кружится голова, но в целом я чувствую себя лучше. Гораздо лучше. И постепенно приходит понимание.