Не могу отвести взгляд от его зубов. Белые. Очень белые зубы.
— А взамен я возьму… Так, мелочь. Безделицу. То, что ты оставишь позади. Что оставишь — то моё? Идёт?
Он заискивающе смотрит мне в глаза. Где-то в его предложении я чувствую что-то зловещее. Но…
Аглая.
Застегнута на все пуговицы. А глаза тёплые.
(Прикоснись ко мне словом)
(Мы ушли от своей судьбы)
(Там впереди огни… видишь?)
Сердце точно сжали в кулак. Не вдохнуть.
— Ты… — голос будто чужой, — Ты правда… Можешь?
Попутчик кивает с нарочитым безразличием.
— Да, дружок, могу. Тут много всего совпало, очень удачно. Я верну её тебе. Как насчёт… Пяти часов? Пять часов назад. Хватит тебе времени? Начнёшь прямо с этого самого места, дальше пляши как хочешь. Сядете снова в этот вагон — всё повторится, разве что с небольшими вариациями. Захочешь повернуть по-другому — воля твоя. Всё в твоих руках. Карт-бланш.
— А взамен ты хочешь…
— …всё то, что ты оставишь позади. От чего откажешься сам. Добровольно. Простые вещи, мусор. Для тебя — мусор. А мне, в мою коллекцию безделиц, как раз подойдёт.
Вещи? От чего откажусь сам?
Впрочем, он ведь барахольщик. Собирает всякое старьё. Хочет в моём мусоре покопаться — пускай. То, что мне уже не нужно? В обмен на… Аглаю? Живую. С тёплыми глазами. Улыбающуюся одними уголками губ.
— …Идёт.
Слово натягивается между нами тонкой дрожащей нитью. Попутчик обнажает свои белые зубы. Я слышу нарастающий гул в ушах. Голова, кажется, сейчас разорвётся. Будто что-то неподъёмное, огромное взвалили мне… Даже не на шею, а…
Голос Попутчика, удаляющийся, удаляющийся.
— Я должен предупредить тебя, дружок. Это может оказаться невыносимо тяжело. Но ты у нас сильный, если кто и потянет, то только ты. На счёт три: и-и раз, два…
…Степь. Я двигаюсь в город. Город — это на север. Кружится голова. Спотыкаюсь. Падаю. Возможно, теряю сознание на долю секунды. Лежу с минуту, собираясь с силами. Встаю. Иду дальше. В голове шумит от выстрелов. Дым костров разъедает глаза. Светится впереди Многогранник в дымке, как огромное фосфоресцирующее осиное брюхо. Город близко.
Звук — будто бумагу смяли и выбросили. Она не зовёт, но лучше прийти. Внеурочно. Я ей очень нужен. Я иду к Собору. Там она ждёт меня. Возможно, это мой единственный шанс.
— …Это был ты.
Попутчик сидит в проеме, свесив ноги, переплетя пальцы на коленях. Смотрит на меня с любопытством.
— Ну, технически, это был ты сам. Я лишь подтолкнул немного. Всё уже было создано до меня — рукотворное место, способное хранить души. Всё, что требовалось — огромное, почти нечеловеческое напряжение мысли, удерживающее душу, до тех пор, пока она не поселится внутри. Я уеду скоро, а эта махина останется. Что-то мне подсказывает, что я не первый, кто использовал её по назначению. И не последний.
Я понял.
Наконец-то понял до конца.
То, о чём говорил мне Бакалавр.
Философия Каиных. Здания, позволяющие расти, и здания, позволяющие сохранять.
— Это… не Башня… не только Башня, да? Внутренний Покой — это весь город? Весь этот город?
Попутчик пожимает плечами.
— Да. Я и сам, признаться, был изрядно удивлён, когда заметил. Наверное, только в этом месте возможно что-то подобное. В том месте, где ещё живы последние чудеса.
Он окидывает меня взглядом.
— Ну как, не слишком тяжела твоя ноша? Я смотрю, ты едва на ногах стоишь.
Да. Ноги подкашиваются и темнеет в глазах. Я чувствую, что во мне осталось жизни всего на несколько минут. Максимум, полчаса.
В горле пересохло.
— …Тяжеловато.
— Я же не думал, что ты всех отбывающих на свой горб взвалишь. Думал, только ведьму свою. И сбежишь с ней из города, как планировал. А ты остался, почему-то. И продолжаешь нести не только её — вообще всех. Весь город на спине. Не многовато для одного человека?
Я не знала тогда, что ты горбишься, потому что… ну, потому что взвалил на себя целый город.
Так вот, о чём говорила Клара…
Попутчик тем временем достает заплечный мешок.
— Знаешь, приятно было с тобой иметь дело. Хорошая сделка получилась. Выгодная. Смотри, какой богатый улов собрал. Хочется перед кем-то похвастаться. Перед ценителем, так сказать.
Улов?
Попутчик бережно, почти любовно достаёт из мешка вещи. По одной.
То, что ты оставишь позади
Что оставишь — то моё
Вещи.
Синий наплечный платок со следами крови и пороха. Ржавый скальпель. Треснувшая колба. Бусы из ягод, косточек и цветных ниток. Нашейный цветастый платок. Куколка размером с ладонь. Кожаный ошейник. Маленький компас. Он достаёт и достаёт вещи. Некоторые я узнаю. Некоторые — нет. Но я начинаю понимать, ЧТО именно я оставил позади.
Попутчик внимательно смотрит на меня. Приглашающим жестом разводит рукой, точно предлагая мне осмотреть лучший товар.
Приближаюсь. Беру в руки платок. Чувствую знакомый запах. И слышу слабый голос. Шёпот. Откуда-то изнутри.
(…Моя ветка называлась «Дом живых». Я была самой доброй. Я же до самого конца не знала, что встречусь с убийцей своего любимого отца…)
Окровавленный мешок выносят из Управы, сваливают за баррикады, набросанные из тюков с песком. Из мешка выглядывает уголок знакомого синего платка. Сплёвывает в сторону угрюмый солдат.
Лара.
Скальпель.
(…Моя ветка называлась «Служитель». Я накормил город плодами своего святотатства…)
Несколько одонгов подходят к дому. Скрипит, открываясь дверь, впуская слепяще-жёлтый свет из прихожей. Скрипят, прогибаясь, деревянные половицы. Они смотрят. Смотрят. Продолжают смотреть.
Стах.
Дурак. Какой я дурак…
Колба. Сеточка трещин блестит в свете единственной лампы вагона.
(…Моя ветка называлась «Наперекор». Я почти выследил эту странную тварь, но потом нашел себе занятие поинтереснее…)
Грубый окрик из-за спины: «Эй, а ну стой, сука!». Топот тяжёлых шагов, сбивчивое дыхание. Погоня настигает, он бросает ящик с инструментами и бежит со всех сил. Выстрелы.
Спичка. Прости меня…
Бусы.
(…Моя ветка называлась… не помню, как она называлась. Чего-то там про быков…)
Хочется пить. Нестерпимо. Невыносимо. Темно в глазах. Вкус крови во рту. Крики и стук из-за стен.
Нет, я не хочу на это смотреть…
Тряпичная кукла, глазки-пуговки.
(…А моя ветка называлась «Покормите куколку». Я тоже хотела, чтобы родители были рядом…)
Спрятаться за занавеской. Не дышать. Может, в этот раз она пройдёт мимо, мнимая подружка? Не будет стучаться в голову? Вот только от неё не спрячешься…
Нет, не могу, довольно…
Ошейник.
(…Моя ветка называлась Двоедушники. Я хотел создать дружное братство из детей и зверей…)
Нет. Ноткин. Я не хочу больше смотреть.
Вот только вещи не дают мне уйти. Будто поняли, что я могу их услышать, и заговорили разом, наперебой.
(…Моя ветка называлась не «Паук», а «Шелкопряд»…)
(…Моя ветка называлась…)
(…А моя ветка…)
Гул голосов в голове. Печальных, как при расставании. Так прощаются уходя на войну, на верную смерть, уходя навсегда.
Попутчик злобно цыкает. Вещи испуганно умолкают. Только жалобно всхлипывают бусы Таи Тычик. Ночной торговец деловито закидывает всю свою добычу обратно в наплечный мешок, затягивает горловину. Смотрит на меня выжидающе.
— Пока ты спишь, я работаю. Видишь, сколько добра собрал.
Каждая вещь — чья-то жизнь.
Те, кого я оставил позади, когда…
…когда переместил весь город во Внутренний Покой.
— Чего ты хочешь?.. Ты же не просто так мне это показал.
Попутчик смотрит на меня. Я не могу прочитать его выражение лица.
— Они были не нужны тебе. Ещë немного, и тот мир станет сильнее. Так какая разница, что происходит здесь? Город почти мëртв, он почти выработал свой ресурс. Эта машина по переработке душ. И тебя он уже почти перемолол, ты и сам чувствуешь.