— Прости, что меня не было рядом. Прости, что уехал так надолго. Мы ещё соберёмся все вместе — ты, я, Гриф и Рубин. Не получилось у нас на Корзинке встретиться, как я давеча хотел. Даже парой слов с тобой за эти дни перекинуться не успели. Но мы обязательно соберёмся, когда всё закончится, и я всё-всё тебе расскажу. И где был всё это время... Я же медучилище бросил, на войну сбежал со второго курса, фельдшер-недоучка. И про всё, что здесь случилось — тоже. Про долг отца, про Удурга...
Ветер, как стон.
— Это ничего, Медведь. Это пройдет...
— Потерпи, Форелька. Я знаю, что это сон, что это не по-настоящему. Можешь обижаться на меня, если хочешь. Но если я всё сделаю правильно, я смогу всех защитить.
Даже Аглаю.
Скрипы, шорохи.
— Ты не спасёшь её, Медведь. Она уже на пороге. Только ты её и держишь здесь. И я тоже скоро уйду. Моя ветка называлась «Дом живых». Я была самой доброй. Я же до самого конца не знала, что встречусь с убийцей своего любимого отца...
Почему «была»? Что-то случилось, пока я спал? Лара?
— Прощай, Медведь...
====== Рубин ======
Я проснулся от громкого звука. Хлопок? Выстрел? Я лежу на полу, около этих огромных часов в доме Лары. Стреляли в столовой? Лара?!
Вскакиваю на ноги, и чуть не падаю снова. Слишком резко. Цветные пятна пляшут перед глазами. Виден свет керосиновой лампы из столовой. Кто-то посторонний в доме. Наступаю на что-то мягкое. Белая безжизненная рука. Военная форма, даже в полумраке видно, что грязная. Один из людей Лонгина? Уже начал коченеть. Откуда? Что случилось в этом доме, пока я валялся без сознания?
Медленно выглядываю из комнаты. На секунду мне кажется, что я до сих пор сплю, слишком сюрреалистично и театрально выглядит то, что я вижу.
Бакалавр Даниил Данковский, доктор медицинских наук, основатель Танатики собственной персоной. Он выдвинул тяжёлое, вычурное кресло на середину комнаты и расселся как король перед входной дверью с револьвером в руке. У его ног лежит... курьер?
Руки раскиданы в стороны, темное пятно растекается от пулевого отверстия в груди. Выпотрошенная сумка-планшет лежит рядом.
Бакалавр лениво поворачивается ко мне.
- Не знал, что тут остались живые, Бурах.
- Что же... – прочищаю горло, – Что здесь произошло, эмшен?
- Я пришел сюда незадолго до рассвета, в поисках генерала Блока. Мятеж уже был подавлен, люди Лонгина убиты. Генерала я не застал. Зато застал курьера.
Бакалавр задумчиво обозревает тело, распростертое на полу.
- Похоже, все эти дни я шёл именно к такому поступку. Мне приписывали всяческие злодейства, в которых я не был повинен. Говорили, что я занимаюсь мародёрством в свободное от работы время. Говорили, что я по ночам хожу с револьвером по улицам и убиваю людей. Зря, что ли, наговаривали?
- Это ты его?..
Бакалавр внимательно смотрит мне в глаза.
- Осуждаешь меня?
Я молчу, собираясь с мыслями. Здесь были мятежники. Люди Лонгина. Затем пришли люди генерала. Убили бунтовщиков и ушли. Пришел Бакалавр. Нашел свою смерть курьер.
И всё это время я пролежал без сознания?!
- Видишь, военные уезжают, – продолжил Данковский, – Увозят свои проклятые пушки. Генералу нужно куда-то пальнуть напоследок, чтобы отчитаться Властям. Приказ, мол, выполнен. По людям не хочет, а разрушить хоть что-то надо.
- А я слышал, что в армии раскол. Не будет приказа — не будет и выстрела...
- Вот и не будет.
Опять этот внимательный взгляд.
Но убивать человека... Зачем ему нужно было убивать курьера? Ответ может быть только один. Ради инквизиторских бумаг. Чтобы они не попали в руки генералу.
- Так зачем ты здесь, Бурах?
- Где бумаги?
- А тебе они для чего понадобились?
- На память.
- Пепел вон там, на полу, – Бакалавр кивает в сторону. – Если честно, я ждал, что ты в любую секунду войдёшь в дверь. Вооружился на такой случай. Едва успел до твоего появления. Хорошо что сжёг, а не съел. Ты же у нас хирург, с потрохами бы вынул.
Какая-то мысль мелькает в голове так быстро, что я не успеваю ухватиться за неё.
- Я, в отличие от тебя, за бумаги не убиваю. В чем смысл?
- А смысл такой: не будет бумаг — не будет канонады. Уверен, мятежники обречены. Солдаты чтут своего генерала. А Блок формалист не меньший, чем я. Без доказательств снаряды тратить не станет.
Бакалавр медленно поднимается с кресла, кладет револьвер в дорожную сумку. Щелкает замок.
- Я не позволю уничтожить Башню. Её — не позволю. Возможно она — последнее живое здесь, единственное, что осталось ценного в этом месте, – он презрительно усмехается, – Возможно даже, что весь ваш город и рос тут три сотни лет, чтобы на вершине этой навозной кучи вырос такой вот цветок.
Я хочу сказать ему, что город гораздо старше, чем Бакалавр думает. Не три сотни — несколько тысяч. Бойни были его головой с самого начала времён.
И зачем ему сдалась эта Башня? Это же воплощённый бред больного ума.
И тут я понимаю, что Бакалавр безумен. Слишком просветленное, почти одиозное выражение лица. Такое бывает у смертельно больных на последнем пороге. Этот город перемолол его и выплюнул, истерзанного, потерянного, безумного. Куда делся весь его столичный блеск и рационализм?
Лучше с ним сейчас не спорить.
- Полегче, ойнон.
- Я тебе сейчас честно объясню. Всё объясню. Прямо как близкому человеку. Я тебе про свою “Танатику” рассказывал?
Киваю.
- Что-то про науку борьбы со смертью? Я слышал, твою лабораторию прикрыло правительство.
Его взгляд становится почти мечтательным.
- У меня в столице была лаборатория, в которой мы изучали динамику и механизмы умирания, изучали причины смерти. Мы пытались её победить, извини за пафос. Или хотя бы научиться работать с ней так, чтобы человек сам мог решить, пора ему уже — или ещё рановато.
- Неслабую же задачу ты себе поставил…
Данковский бросает взгляд на карманные часы, поднимается.
- Не могу посвятить тебя в детали. На это сейчас нет времени. И вообще – нужно быть мной и прожить две эти кошмарных недели с моей головой на плечах, чтобы увидеть всё, что я смог заметить. И понять то, что понял я. Просто верь. Без этой Башни победа над смертью отодвигается на неопределенный срок.
- Значит, её нужно сохранить, чтобы победить смерть?
Бакалавр оборачивается в дверях. Дневной свет бьёт мне в глаза, отчего его силуэт кажется беспросветно черным. Я не вижу его лица.
- Именно так. Мое почтение.
Закрывается дверь.
Я будто выныриваю из транса. Всё-таки, этот человек своей способностью влиять на людей больше напоминает заклинателя змей, чем доктора медицины. Слишком самоуверенно он себя вел здесь... Как победитель. Значит, Бакалавр не знает о двух других курьерах? Если бы знал — не оставил бы меня в живых.
Где же Лара?
Тяну на себя дверь кабинета. Заперто. Стучу. Нет ответа. Но это не мертвая тишина. Она спит? Или ушла в поисках убежища подальше от этого сумасшедшего дома?
Остались ли у неё друзья в этом городе? Связь с Рубином и Грифом она, похоже, обрубила.
- Форель? Ты там?
Нет ответа. Но я слышу шорох за запертой дверью. Как будто кто-то стоит совсем рядом, прислушивается.
- Форель, прости. Я почти ушёл вчера. Просто так получилось.
Нет ответа.
- Слушай, ты не выходи лучше пока. Здесь... – оглядываюсь по сторонам, обозревая комнату. Два мертвых тела. Кресло посреди комнаты. Горелые пятна на полу, — ...беспорядок. Я пришлю сюда человека из Управы, если встречу кого по пути. Посиди пока в кабинете.
А мне-то что теперь делать? Думай, Медведь, думай...
Было три курьера, так? Они ищут генерала. Одного убил Данковский, больной ублюдок. Двое... Где могут быть оставшиеся двое?
Генерал сейчас старается подавить бунт. Значит, его стоит искать там, где расположены отряды Лонгина? Те солдаты у Собора говорили о трёх отрядах. Два — внутри города, один — на железнодорожных путях. Станция. Пока это самая верная из моих зацепок.