- Форелька, я вернусь. Может быть, вечером. Принесу тебе чего-нибудь поесть. Не выходи отсюда, ладно?
Надеюсь, никто сегодня больше в “Дом живых” не заявится...
Выхожу на улицу, дневной свет бьёт в глаза после сумрака занавешенных комнат. Ещё два трупа у входа. Солдатская форма. Очень надеюсь, что Исполнители скоро этим займутся. Город превращается в кладбище.
У меня мало времени.
Все подходы к станции перекрыты. На рельсах пушки, армейские вагоны. Подбираюсь ближе. Офицер на перроне, стоит, заложив руки за спину, обозревает окрестности. Несколько солдат что-то грузят в вагоны. А рядом...
Это Рубин? Я не видел его дней пять, не меньше, когда он просто перестал являться в госпиталь на дневное дежурство. Учитывая, как быстро развиваются события сейчас, это можно сравнить с полугодовой разлукой. Он похудел, осунулся. А взгляд такой решительный, точно на войну собрался.
...Или и правда, собрался?
- Стоять!
Офицер замечает меня, хватается за кобуру на поясе. Видно, что на взводе.
- Стою.
- Руки покажи.
Поднимаю руки, медленно приближаюсь. Кажется, мой жест делает только хуже. Офицер целится в меня из револьвера.
- Три шага назад, кругом. И по дуге — марш. По широкой.
- Не нервничай, командир. Доктор я.
Я врач. Санитарная проверка патруля. У вас заболевшие есть?
Резко болит голова. Когда я это говорил? Кому?
Офицер хмурится, не опуская оружие, оборачивается к Рубину.
- Знаешь его?
Стах мельком смотрит на меня. На секунду я боюсь, что он скажет нет. Прекрасная возможность посмотреть, как расстреляют человека, которого он винит во всех своих бедах. Тогда мои дела плохи. Затем Рубин опускает голову, и спустя пару мучительных секунд сообщает офицеру:
- ...Местный мясник, из степняков. Помогал нам в госпитале.
Ну, спасибо хоть на этом.
- Разрешите пообщаться с коллегой?
Офицер смотрит на часы. Двое солдат проносят ящик с боеприпасами в вагон. Куда они все собираются?
- Давай быстро.
Я подхожу к Стаху. Он уже не смотрит на меня. Опять этот сосредоточенный, угрюмый взгляд вдаль, туда, куда тянутся эти бесконечные военные составы.
- Пришел, значит. Славно, что удалось повидать тебя на прощанье.
- Я не ожидал тебя тут увидеть. Считай, Линии привели. Ты здесь почему?
- Я уезжаю. Не поминай меня лихом, Медведь.
Так прощаются навсегда. Так прощаются перед казнью, или уходя на верную смерть.
- Уезжаешь... с солдатами? Ты не рехнулся ли?
Рубин не смотрит на меня.
- А что тебя удивляет? Я всегда этого хотел. Армия – это моё. Куда мне ещё деваться? В нашем городе я уже совершил достаточно, чтобы мне было трудно смотреть людям в глаза. Там будет проще забыть обо всём.
Он будто не мне, а себе всё это рассказывает. Ищет подтверждения в своих словах. Утверждается в мысли, что у него не осталось других путей. И он уже почти убедил себя.
Почти.
- Значит, вот так ты решил... Твёрдо решил. Смерти ищешь?
- Может и так.
Чёрт его знает, что он задумал. За что он себя наказывает? Что он хочет доказать? И кому?
Нет. Это неправильно. Всё неправильно.
Но как найти подходящие слова? Я чувствую, как он уходит мыслями всё дальше и дальше. Вчера я чуть не потерял Лару. А сегодня Стах собирается всё бросить и уехать. Отрезать себя от этого города. Может, он и в самом деле не видит другого выхода для себя?
Но я умею чертить Линии. Можно ли вывести для него новый путь?
- Тогда я тебе предложу пожить ещё немного. Выслушаешь?
Я не видел его несколько дней. Он скрывался, занимался какой-то темной, запретной работой по ночам... Будь я более суеверным, решил бы, что он занялся некромантией, поднимает людей из мертвых, раскапывает могилы. Или ещё чего похуже.
Расскажи нам, что твой друг делает по ночам
За ним охотился чуть ли не весь Уклад. С каждым днём в госпитале он выглядел всё более изнуренным, измученным и опустошённым. С крепнущей мрачной решимостью в глазах.
Он как будто переступил какую-то черту, после которой не видел для себя будущего в этом городе. Не видел будущего вообще.
Что же ты сделал, старый друг?
Чёрт с ними, с секретами. Но тебе есть место в этом городе.
Пробую наугад.
- Иди ко мне в ученики, Стах. За три года я сделаю из тебя приличного врача. Закончу то, что начал отец. Мне нужен помощник.
Рубин с презрением смотрит на меня.
- Ты настолько меня не уважаешь?
Но за этим презрением я могу разглядеть проблеск надежды в его глазах. Он невыносимо хочет, чтобы я уговорил его остаться.
- Я не в обиду это говорю. Наоборот. Это знак уважения. Ты мне дорог, Стах. И... это твой долг. Как сам считаешь?
Рубин отворачивается. Смотрит на уходящие вдаль рельсы. Затем медленно распрямляется, точно сбросив тяжёлый груз с плеч, и на секунду я вижу прежнего Стаха.
- ...Ты меня удивил. А ты и в самом деле занял его место... место Учителя, я имею в виду. Говоришь совсем как Отец.
Ему нелегко даются эти слова. Я чувствую его горечь и ревность.
Их многое связывало. Стах находился рядом с отцом все эти годы. Он один его здесь и держал. Это из-за него Стах говорил, что никуда ни ногой отсюда. Он, может, потому и решил уехать, что моего... нашего отца не стало. Кто ему теперь его заменит? И если взять на себя долг моего отца, значит, помимо прочего, занять его место в жизни Рубина...
Я нащупал Линию.
- Ты гораздо больше на него похож, чем я. Верь или нет, но потому я и прошу тебя. Ну... остаться.
Ты нужен этому городу, Стах. Я не справлюсь один.
Рубин не оборачивается. Но это правильные слова. Я чувствую. Он останется.
- ...Хорошо.
До нас доносится отдалённый звон колокола.
Полдень?!
Шудхэр! Генерал! Бумаги!..
- Стах, я здесь бегом и по делу. Если я прав, город ещё можно спасти. Я ищу генерала. Или курьера с бумагами. Появлялся тут кто-нибудь?
Рубин оглядывается по сторонам, как будто только сейчас вспомнил, где находится.
- Слушай, здесь всё спокойно, как в морге. Насчёт генерала не знаю, но в районе Вороньего камня сейчас жарко — там штурмуют лагерь Лонгина. Сейчас, вроде, потише стало. Может, там кого найдешь?
Вороний камень. Да, помню. То место, где я впервые заговорил с мишкиной подружкой.
Хлопаю его по плечу, отчего Рубин чуть не падает. Черт, опять силу не рассчитал. Вот всегда с ним так.
- До встречи, Стах. Может, я загляну к тебе домой, через пару часов. Шли этого офицера к черту и возвращайся. Сегодня мне нельзя домой. Мне нужно убежище… и дружеский совет, наверное.
Стах кивает.
- Ты иди. Мне с офицером переговорить надо. Бумаг-то я пока не подписывал. Встретимся.
К нам направляется офицер. Лёгок на помине.
- Эй, гражданский! Заканчивай! Три шага назад и по дуге, я сказал!
- Командир, не нервничай. Хорошо? Я ухожу, всё. Спокойно.
Делаю три шага назад. Оборачиваюсь. Иду, быстро переходя на бег.
Солнце палит над головой. Жужжит по сторонам твирь, дразнит, отвлекает. Не до этого.
Когда добираюсь до Вороньего камня — пот заливает глаза. У камня стоит рядовой. Один.
Один?
На секунду мне кажется, что здесь привал. В тенёчке разлеглись солдаты, отдыхают от зноя. Кипит каша в походном котелке. Моргаю.
Нет, здесь не отдыхали. Переступаю винтовку старого образца. Один раз я уже держал такую в руках. Не хочу вспоминать тот день. Перевернувшийся котелок лежит на земле, каша растеклась. Или не каша. Отворачиваюсь.
Трупы солдат. Здесь человек десять, не меньше. Тот рядовой, которого я заметил первым, тяжело дышит, маску стянул. Лицо в саже и грязи.
- Курево есть?
Эй, да он же из местных... Я этот говор везде узнаю. Может быть, росли в одном дворе. Кошек гоняли из рогаток. Мне за это от отца крепко прилетало...
- Нету.
Моё лицо тоже кажется ему знакомым. Он хмурится, пытаясь вспомнить, но быстро бросает эту затею.